Маленький грязный секрет - Юлия Резник
– Конечно. Спасибо вам, Иван Сергеевич. Не знаю, что бы без вас делала, – хлопнула Маша глазами, которые у нее были необычной формы – уголки опускались вниз, точно как у собак породы Ньюфаундленд. И может, от этого ее взгляд казался по-детски чистым. Преданным он казался, неискушенным. А я… Да мудак я. Тут вообще без сомнений.
– Завтра я с ним поговорю. Такого больше не повторится. Надеюсь, – пообещал, стаскивая с малого кроссовки.
– Было бы хорошо. Я так волновалась.
– Ага. Ну давай, Маш. Если что – звони.
Она покивала. А на следующий день я и впрямь имел с Игорем разговор. Не с утра, как хотелось, с утра Игорь спал, но ближе к обеду таки припер наследника к стенке. Высказал все что думаю. И про гулянки его, и про шмар, и про работу, на которую он регулярно забивал. Даже пригрозил увольнением. Пропащим Игорь не был. Поэтому мои нравоучения выслушал внимательно, стыдливо понурив голову. Пообещал соблюдать трудовой график. И меньше пить. А по поводу жены только возмущенно на меня глянул.
– Машка хорошая, бать. Но она никакая. Ну, ты понял, да? Мне погорячей хочется… Ну и… Вот.
Разговор свернул на темы, которые я как-то не готов был обсуждать.
– Сам же говоришь, что был у девки первым, – проворчал я. – Значит, подхода к ней не нашел. Ищи.
– Ну да… – промямлил Игорь. На этом как-то наш разговор и стух. Но в памяти остался. Как проклятье. Я теперь при каждой нашей встрече с Машей пристально в нее вглядывался. И чем больше на нее смотрел, тем отчетливей понимал, что она какая угодно, но не никакая. Чем это в итоге закончилось? Правильно. Я стал ее избегать. Потому что мои на нее реакции были люто неправильными.
Где-то над головой оглушительно громко каркнул ворон. Я запрокинул лицо к темному небу. Растер с силой, надеясь, что память не потащит меня дальше, но было поздно. Эта сука будто надо мной издевалась. Перед глазами замелькали картинки ночи после поминок. И следом – наш единственный раз. Не знаю, что на меня нашло. Я просто как будто враз утратил способность сопротивляться. Боль и вина были такими острыми, что мне жизненно важно было забыться. В ней.
А она? Какие у нее оправдания? Неужто так истосковалась, что было все равно, под кого ложиться?
В итоге ноги привели к Машиному флигелю. Ступил на коврик перед входной дверью. Тот немного топорщится. Пнул ногой и обнаружил ключ. Вот как… Даже в руки мне отдать не захотела. Стыдно, да? Или… Я ей до того отвратителен? Судя по тому, что Машка ничего не взяла и отказалась от всякой помощи – второе. Видно, перекрестилась девочка, когда уехала. Выругавшись, переступил порог.
В доме еще пахло ею. Я прошел вглубь. Остановился у круглого обеденного стола, на котором ее охаживал. Женись, говорит батюшка. Да знал бы он, что я вытворял. Машка нежная. Трепетная. А я, придурок, ее как последнюю блядь пользовал. А она, может, и не хотела… Эта мысль лягнула под дых так, что пришлось быстро искать, куда бы присесть, чтоб не упасть, к чертям.
Ну, я и скотина. Так упорно отгонял от себя воспоминания о том вечере, чтоб опять не сорваться к ней, что даже не обдумал случившееся… Не проанализировал…
А что если я в корне неправильно оценил ситуацию?
Почувствовав удушье, дернул ворот свитера.
Ну, давай! Давай, думай, хрен старый. Девочка без роду без племени. Деться некуда. Может, и не хотела, да. Но что еще ей оставалось? Ты ж ей выбора не оставил, так?
Перед глазами немым укором застыли белесые разводы спермы на ее розовых складках. Я же даже резиной побрезговал…
На ощупь достав из кармана платок, промокнул дрожащей рукой щедро выступившую на помятой морде испарину. Руки тряслись, как у алкаша. Хотя почему как? Конченый я человек.
Нетвердо ступая, прошелся по комнате. Зачем-то заглянул в шкаф, где сиротливо лежала пара комплектов постельного. Оглянулся, как если бы боялся быть застуканным на горячем, и ткнулся носом в хрустящий хлопок.
Вот так, выходит, живешь, живешь… Сам себя не знаешь и не ведаешь, на что вообще способен.
– Вань, а ты чего тут? Думаешь, она чего с собой прихватила, Машка-то?
– Что за чушь?
– И правильно. Не такая она. Как эти твои… столичные.
– Они-то тут при чем? – устало вздохнул я.
– Ни при чем. Ты прав, Ванюш. А что касается нашей Машеньки, так я ее адресок узнала. Она тут недалече обосновалась.
– Тут? – недоверчиво прохрипел я. От облегчения что-то в животе дрогнуло.
– Ага. В Камышовом. Знаешь, двухэтажка на перекрестке у почты? Ты бы поехал, Вань. Как в себя придешь, поехал бы? – повторила Сергеевна с надеждой. Я кивнул, заставляя колотящееся сердце успокоиться.
– Да. Надо. Хотя бы глянуть, как она устроилась. Этому ж дому сколько? Лет сто? Неужели ничего получше не нашла?
– Так она же спешила, Вань. Сам понимаешь.
Ага. И от этого понимания мне было тошно – хоть вой. Каждый день я к той двухэтажке ездил. Все перебирал в голове слова, боясь что-то не то ляпнуть. Да и в целом не знал, что сказать. «Я не хотел?» Так ведь хотел же! «Ты там не залетела?» А если да? Что я буду делать? Это же полный треш. И даже не потому, что нас осудят. На это мне глубоко плевать. Но я не знаю, как самому примириться с тем, что сделал. Со своими чувствами, которые наше прошлое делает абсолютно противоестественными… И со своей виной. Как?
Сам себе стал тошен. Где-то недели через две решил – все. Так нельзя. Я ж не пацан желторотый – сидеть у нее под окнами в ожидании непонятно чего. Но уже на подъезде к почте опять включил заднюю, и вместо того чтоб свернуть, притопил прямо. И уже через полчаса доехал до озера. Летом здесь было многолюдно, а сейчас не было ни души. Тишина и покой… Долго так сидел, на озерную гладь глядя. Пока не продрог до костей, и внимание не переключилось на странные всполохи чуть левее. Обернулся, и кровь в жилах застыла. Так ярко гореть могло только что-то большое. Чувствуя, как внутри все сводит, сдал назад. Развернулся, не без труда, выехал на грунтовку и помчал
