Имя твоё давно забыто (СИ) - Глебов
В глубине души он тоже не хотел вот так разойтись! Но просто не оставалось выбора.
— Я не смогу простить себе это.
— Ну… ты можешь попросить прощение! Хотя… это не обязательно! Я и так вижу, что ты сожалеешь, я не держу на тебя зла!
Удерживать его становилось сложнее. Он был словно скалой, которую невозможно сдвинуть, настолько сильно он упёрся в свои слова.
— Извини — в карман не положишь, — фыркнул юноша.
— Т-тогда… можешь просто что-то сделать для меня! Я… не знаю… помочь, например..
— Хах… я могу помогать тебе и просто так, не считая это за услугу.
Он понимал, что она не отстанет, видимо, так сильно уж желает продолжить это бессмысленное общение.
Да и ему как-то, хотелось искупить свой грех перед ней.
После не длительного времени, он решил рискнуть.
— И что же я могу для тебя сделать?
Люмин подняла голову, ощутив прилив энергии.
Но и тут же задумалась. Ведь если мыслить правильно и разумно, то всё, что она делает, не вынуждает о помощи.
Рассматривая его лицо, она раздумывала, это было словно желание, которое ей предстало раз в жизни.
Глаза хоть и пылали отчаянием, но блеск свой не потеряли, всё также сверкая янтарным светом. Пряди, что в потоке слабого ветра кружились, падали ему на лицо. Взгляд упал на губы, и она покраснела.
Если это единственный шанс, то терять его она не хотела.
Хоть и было жутко неловко.
— Тогда… тебе придётся закрыть глаза и не двигаться, — на мокрых щеках появились заметные румяна.
— Что за глупость… хорошо, если этим я могу помочь тебе, то делай, что пожелаешь.
Он сам же это и сказал! От этих слов появилась смелость в её глазах.
Медленно девушка предстала перед ним, двигаясь на четвереньках, ноги по-прежнему болели, а руки еле держали тельце, но это того стоит, сердце стучало как бешеное, пульс участился в разы.
И когда она присела рядом с ним, почти вплотную, слышала слабое и прерывистое дыхание, отчего и сама перестала дышать.
Набравшись сил, Люмин сократила расстояние между их головами, и прикрыла золотые очи.
На щеках она ощущала горячее дыхание, он излучал словно тепло, нежели холод, что обычно виднелся из далека.
Делая вдох, Люмин оставила считанные миллиметры между их губами. Соприкасаясь носиками и еле щеками.
Его кожа была холодной и грубой, но для неё казалась самой нежной и мягкой, мурашки прошлись по всему телу, чувствуя невыносимый жар в груди.
— Ты слишком близко, — соизволил возразить.
— Ничего не говори, — шепнула она совсем тихо.
— Н-нет! Это слишком опасн…
В его теле впервые предстали новые ощущения, они были колющими и щекотали каждую частицу, словно вихрь эмоций, словно яркий фейерверк взорвался тысячами искрами в голове. Дрожь пробила от макушки до пят, казалось, даже волосы на затылке зашевелились!
На своих губах он еле-еле почувствовал мягкое прикосновение чужих губ, эта девушка, была невероятно близка к нему, Якса ощущал её дыхание и малейшее движение, золотистые светлые волосы прикасались к его холодным щекам, они казались шелковистыми и приятными.
В душе пролетела словно яркая искра, заполняющая каждый сантиметр темноты, одновременно оставляя за собой светлые пятна и освещая её. Впервые он познал такие эмоции и чувства, и даже никогда не мог подозревать, что такие и вовсе существуют.
Как бы мне не хотелось… прикоснуться к ним снова. Как бы я не хотел окунуться в этот пик страсти хотя бы на долю секунды дольше…
Парень оторвался от девушки, когда та даже не успела восполнить настоящий поцелуй, лишь лёгкое прикосновение, что двигалось ближе.
— Что ты… делаешь? — первое, что он спросил у неё.
Так много вопросов возникло у него в голове.
— Ну… — её щеки стали покрываться знакомой краской, — мы же договорились, что ты сделаешь всё, для прощения, вот я…
— Глупая смертная… совершенно никакого уважения к Адептам! Думай головой! — он скрестил свои руки с недовольным выражением лица. — Это тебе не шутки.
— П-прости… я сама не знаю, зачем это сделала, кажется… — Люмин приложила маленькие руки к своей груди, сжимая их вновь, — что-то потянуло меня это сделать..
В теле до сих проходила бескорыстная дрожь, разум давно затуманен и плыл, она не могла понять намерения своего поступка.
Но… как же ей понравилась эта близость…
Она чувствовала этот простой сладкий запах, чем-то напоминающий его любимый миндальный тофу, не обращая внимания на еле уловимый металлический запах, его прикосновение носом о её нежную щеку… от этого внутри словно запустили фейерверк. И… хоть и на самую малую часть, она ощутила его холодные губы.
Как же Люмин хотела… прикоснуться к ним вновь.
В груди настолько всё бушевало, что соображать ещё долго не было сил, теперь его присутствие влияет на неё совершенно по-другому. Ноги дрожали и будто отказывались идти, глаза блестели в свете яркой луны. Даже когда она была с Чайлдом не ощущала подобных чувств, это что-то новое, даже для неё, но она отказывалась называть это влюблённостью.
Этого не должно произойти.
Но тогда почему она потянулась к нему?
Я не знаю…
Между ними прошло недолгое молчание, будто они пытались разобраться в себе. И девушке это явно не нравилось.
— Э-э-э… к-какие планы на эти выходные?… — робко спросила та, будто сегодняшней ночью ничего не произошло.
— А что?
Он действительно не понимал, зачем таким интересуются большинство людей.
— Я слышала, что будет праздник морских фонарей, в том году мы не смогли особо отпраздновать его… — сердце забилось сильнее. — Может, в этом году сходим? Вместе.
— Что? Нет. Ты же знаешь, как я не люблю толпу и людское празднество.
— Ты опять будешь один? — тоска окружила голову.
— Опять? Я всегда один и буду один. На эти Ваши фейерверки и запуск фонарей я смогу посмотреть и с Постоялого Двора, как это обычно происходит.
— А давай тогда я приду к тебе сама?
Люмин так не хотела его оставлять, желание быть с ним в этот праздник было сильнее всех.
И она ни капли не ощущала обиду, даже после того, как тот в обезумевшем состоянии чуть не погубил её. Это и вправду, выглядело невероятно глупо.
— Ребячество. Лучше побудь со своими близкими друзьями, там тебе будет лучше и в разы веселее, нежели играть со мной в молчанку.
— Но… мне нравится эта игра!
— Я тебя прошу, не уговаривай. Единственное, что ты можешь, это просто прийти на маленькое время на крышу Постоялого двора. После запуска фонарей. Не раньше, — он не любил, когда кто-то