А. Мередит Уолтерс - Свет во тьме (ЛП)
Я кивнул, не чувствуя желание обороняться или раздражаться от его оценки. Это лишь констатация фактов.
— И когда тебе придет время покинуть «Грэйсон», мы можем обсудить рекомендации по твоему дальнейшему лечению. Покинуть стационар трудно, и обычно требуется переходная программа, например, отправиться в домашнюю группу «Лэнгли» в Майами Спрингс.
Домашняя группа? Это звучит так же весело, как и чертовы похороны. Но я понял то, что говорил док. Я не хотел, чтобы он думал, что раз мне теперь восемнадцать, то я забуду все, что выучил, с тех пор как попал в центр. Я чувствовал потребность проявить себя. Показать ему, что я становлюсь лучше.
— Док, я никуда не собираюсь. Я бы хотел пройти весь путь до конца, и потом мы сможем обсудить, что будет дальше, — доверительно сказал я, наблюдая, как доктор Тодд пытается контролировать взгляд облегчения на своем лице.
Он поднялся и сел за свой стол.
— Я рад это слышать, Клэйтон, — ответил он, посылая мне свою успокаивающую улыбку. После этого, наша встреча стала более беззаботной. Не вникая в мое угловатое прошлое или переработку моих запутанных мыслей. Вместо этого, мы по-настоящему болтали. В том числе и об университетском баскетболе.
Да, сегодняшний день обещает быть одним из хороших.
* * *
После обеда Мария, Тайлер и я отправились в общую комнату, чтобы немного посмотреть телевизор, когда Джеки - ночной администратор - попросила меня зайти в офис. Я пожал плечами друзьям, которые вопросительно смотрели на меня.
— Я встречусь с вами чуть позже, ребята, — сказал я им, следуя за Джеки по коридору.
— Я этого не делал, клянусь, — пошутил я, когда мы зашли в ее офис. Обычно кислое лицо Джеки дернулось в почти улыбке, когда она похлопала меня по руке.
— Тебе не о чем беспокоиться, Клэй, — заверила она, позвав меня внутрь, чтобы она смогла закрыть дверь. Как только я оказался там, я был окутан теплыми руками и резким ароматом пачули. Моя тетя Руби сжала меня так, будто ее жизнь зависела от этого. И вдруг я понял, что должен был быть более подозрительным, когда ничего не услышал от нее сегодня. Как будто Лиса и Руби когда-либо пропускали мой день рождения.
Но я никогда не думал, что она проедет тысячу триста миль, чтобы увидеть меня. Но это была Руби. Она всегда любила меня больше, чем я этого заслуживал.
— Руби, — сказал я, улыбаясь своей невысокой тете. Она сияла. Она была одета в свой обычный цыганский наряд, со струящимися юбками и сумасшедшим шарфом вокруг шеи. Даже крошечные ракушки торчали из ее волос. Я понятия не имел где, черт возьми, она берет идеи для своих нарядов.
Руби потянулась и похлопала меня по щеке, как она делала с тех пор, как я был маленьким ребенком.
— Мой Клэй. Так здорово видеть тебя. — Ее улыбка была заразительна. Руби излучала позитивную энергию, которую было невозможно игнорировать. Она помогала вытащить меня из темных мест, лишь своим присутствием. Я сделаю что угодно и все возможное для женщины, которая стоит передо мной. Мне хотелось, чтобы моя мама была именно такой. За последние три месяца она появилась здесь около четырех раз. Когда у нее получалось, Лиса сопровождала ее, но из-за работы была очень занята.
Моя тетя приезжала четыре раза, чтобы увидеться со мной, родители ни разу.
— Что ты здесь делаешь? И где Лиса? — спросил я ее, когда снова крепко меня обняла.
Руби отстранилась и угрюмо посмотрела на меня.
— Как будто я могла пропустить твой восемнадцатый день рождения! Не глупи. И Лиса должна была быть здесь, но ее работа просто сумасшедшая, — объяснила она, шлепнув меня по руке. Она потянула меня на маленький диван, который стоял в углу офиса. Джеки ушла, давая нам немного времени для встречи. Руби подняла тяжелую сумку, которую принесла с собой.
— Ты носишь там тонну кирпичей? — пошутил я, наблюдая, как моя тетя вытаскивает сплющенную картонную коробку.
— Проклятие. Все расплющилось, — пожаловалась Руби, заглядывая в коробку. Она закрыла верх и протянула ее мне. — Ну, на вкус он должен быть хорошим.
Она привезла мне чертов праздничный торт. Мое имя закручивалось голубой глазурью, и крошечные кисточки украшали верхнюю часть. Я почувствовал, что моя грудь сжалась. Боже, я, правда, превращаюсь в беспорядок. Плача над самой мелкой деталью. Что случилось с тем, чтобы быть мужчиной? Я должен найти каких-то дерьмовых драчунов. Канал с Марлоном Брандо или типа того.
Но черт, я не мог вспомнить, когда у меня в последний раз был праздничный торт на день рождения. И сегодня я получил аж целых два. Даже я не был застрахован от бабочек в желудке. Затем Руби вытащила две тарелки.
Я наблюдал, пока она отрезала мне большой кусок, а потом я набросился на него так, словно голодал. Я всегда был падок на что-то сладкое. Руби аккуратно ела, жалуясь, что должна была добавить сладкий рожок вместо шоколада, потому что это было полезнее. Я позволяю ее ворчать о том, что белый сахар хуже, чем крысиный яд, и как глотание белой муки было личной просьбой, чтобы ваша поджелудочная железа перестала функционировать. Я лишь тихо слушал и ел, не заботясь о диабете, вызванном шоколадом.
— Я все еще не могу поверить, что ты приехала сюда. Это, правда, много значит для меня, — сказал я после того, как закончил. Глаза Руби начались слезиться, и я подготавливал себя к слезному фестивалю. Руби была известна чрезмерной эмоциональностью.
Я потратил много времени, создавая очень толстую, непроницаемую стену вокруг себя. Стену, благодаря которой мне каждый день было легче жить внутри моего собственного поврежденного разума. Если я не позволял людям подбираться ближе, тогда мне не приходилось чувствовать вину от того, что потом я их разочаровывал.
Но все это было взорвано на мелкие кусочки парой красивых глаз и особенным отношением.
Не иди туда. Не сейчас. Не тогда, когда ты чувствуешь себя так хорошо. В противном случае я закончу тем, что буду всхлипывать вместе со своей, уже всхлипывающей тетей.
Руби обхватила пальцами мою руку и сжала ее. Я накрыл ее руку своей, которая была намного больше. Я учился показывать людям, что забочусь о них. Что это хорошо — делиться своими чувствами. Что мне не надо защищать людей от человека, которым я был. Черт побери, меня стоит любить. Это вбивали в мою голову каждый день. Я говорил снова и снова, что, черт возьми, я нравлюсь людям. Но это все еще застревало в моем горле. Безумное понятие, что я был порядочным человеком.
— Клэйтон Рид, я бы переехала в твою комнату, если бы это было возможно. Но что-то мне подсказывает, что они бы здесь этого не одобрили.