Непреодолимо - Мелани Харлоу
— Чего ты боишься?
— Многих вещей. Я взяла напиток. — Но в последнее время я беспокоюсь о том, что жизнь пройдет мимо меня.
— Что ты имеешь в виду? Ты так молода.
— Но я никогда не рискую. Никогда не использую шансы. Я думаю о том, что была приличная вероятность того, что я даже не переживу детство, и вот я здесь. Так что же мне делать, чтобы доказать, что я достойна? Чтобы убедиться, что я живу полной жизнью?
Мак замолчал на минуту. Потягивая свое пиво. — Что ты подразумеваешь? Жить полной жизнью? Какие шансы ты бы использовала? Я вздохнула и уже собиралась ответить, когда свет на кухне погас, и девочки вернулись в гостиную.
— Мы готовы, — сказала Фелисити, запрыгивая со своей миской на диван и рассыпая попкорн на подушки и пол.
Мак застонал. — Фелисити, посмотри, что ты делаешь.
— Прости, — сказала она, собирая попкорн и кладя его обратно в свою миску.
— Не ешь те, что с пола.
Он встал и занялся попкорном на ковре, отнес их на кухню, чтобы выбросить, когда Уинифред и Милли снова устроились, а кто-то включил фильм. Мне пришлось немного посмеяться, представив, что так, вероятно, выглядит типичный субботний вечер — кино, несколько одеял, попкорн и лимонад. Немного препирательств, небольшой беспорядок тут и там, пара кружек пива для Мака после долгой недели работы финансовым директором и папой. Мне это казалось уютным и успокаивающим, но это было со стороны. Был ли он счастлив? Я возможно впервые задумалась об этом. Я проводила кучу времени, фантазируя о нем, но я действительно не знала его, не знала близко.
Был ли он одинок? Чувствовал ли он, что живет полной жизнью, или это была какая-то глупая идея, о которой беспокоится только человек в моей ситуации? В конце концов, какой у него был выбор? Его дети полностью зависели от него во всем, начиная от того, где они спали, что носили, что ели и заканчивая тем, как они себя чувствовали. Он на 100 процентов отвечал за их физическое и эмоциональное здоровье. У него не было возможности задаться вопросом: Ну что, живу ли я своей лучшей жизнью?
Я чувствовала себя глупо, когда говорила ему что-то столь несерьезное, и в то же время восхищалась его преданностью своим детям. По его собственному признанию, он не был идеальным, но он был здесь, он пытался, и он любил их всем сердцем.
Это вдохновляло. Это было трогательно. Это было горячо.
Даже его грязный рот. На мгновение я задумалась, насколько он грязный, и почувствовала, что мое лицо стало теплым.
Когда он вернулся из кухни и снова сел рядом со мной, я подвинула ногу, чтобы дать ему больше места. — Прости, — прошептала я. — Я занимаю слишком много места.
— Все в порядке.
Затем, к моему полному шоку, он положил руку на мою ногу и подтолкнул ее туда, где она была. И оставил ее там. Она лежала поверх одеяла, и не то чтобы он интимно ласкал мое внутреннее бедро или что-то в этом роде, но все же. Все равно. Мое сердце заколотилось. Мое дыхание перехватило. Моя кожа гудела.
В этот момент я почувствовала, как его большой палец начал медленно двигаться вперед-назад прямо над моим коленом.
Глава 8
Мак
Какого хрена ты делаешь? рявкнул на меня внутренний голос. Прекрати трогать ее!
Но я оставил руку на месте, наслаждаясь ощущением колена Фрэнни, прижатого к моему бедру, представляя, что было бы, если бы моя рука оказалась под одеялом.
Я знал, что это неправильно. Я знал, что, скорее всего, попаду в ад за нечистые мысли о няне. Я знал, что меня точно уволят, если Сойер увидит, как я лапаю его дочь, но я оставил все как есть.
В конце концов, я ведь не лапал ее, правда? Это было легкое касание. Невинное. Поверх одеяла. На открытом месте. Она, наверное, даже не заметила. Она даже не смотрела на меня.
И мне было так приятно сидеть рядом с ней. Прикасаться к ней. Чтобы она была в комнате зимним вечером — еще один взрослый, с кем я мог поговорить, кто понимал. Может быть, она не могла полностью понять, каково это — быть родителем-одиночкой, но не было похоже, что она не боролась. Она знала, каково это — бояться, что ты не справляешься, переживать, что ты испортил единственный шанс на жизнь, который тебе дали. Как и я, когда меня отправили на службу, она была вынуждена задуматься о собственной смерти, а ведь она была еще ребенком.
Мое нутро сжалось, когда я представил, каково это было для нее и ее родителей. Фрэнни ценила жизнь. Она ценила такие мелочи, как хорошая еда, доброта и катание на санях зимой. Она была милой, красивой и щедрой — более чем достойной той жизни, которую ей подарили. Я хотел бы сказать ей это. Я хотела бы, чтобы она не была дочерью моего босса. Мне бы хотелось, чтобы в комнате не было моих детей. Я хотел бы разделить с ней не только это одеяло, этот диван и этот снежный вечер, но и нечто большее. На много больше. Чертовски много.
Но я был так близко к ней, как только мог.
* * *
К тому времени, когда фильм закончился, Уинни уснула. Я отнес ее наверх, успел снять с нее одежду, надеть пижаму и разбудить настолько, чтобы она смогла сходить в ванную и почистить зубы. Через несколько минут Милли и Фелисити поднялись по лестнице, чтобы надеть свои пижамы, споря о том, в чьей комнате будет спать Фрэнни. Уложив Уинни в постель и поцеловав ее на ночь, я пошел в ванную, где они продолжали препираться, пока чистили зубы, зубная паста и слюна летели повсюду. — У меня есть двухъярусная кровать, — сказала Милли. Так ей не придется спать с одной из нас.
Но моя кровать достаточно большая для двоих, — возразила Фелисити. — Она двуспальная. — На самом деле она чуть больше односпальной и недостаточно большая для тебя и взрослого, — сказал я ей.
— Кровать Милли имеет больше смысла с точки зрения пространства.
На самом деле, с точки зрения пространства самым разумным было предложить ей другую сторону моей двуспальной кровати. И если бы она перебралась на мою сторону, я бы ни капельки не жаловался.
— Привет, — прошептала Фрэнни позади меня из коридора.
Я обернулся и почувствовал, что мое лицо
