Мама для двойняшек босса - Николь Келлер
Ты – мое все, Олюшка.
Без тебя, моя Кнопочка, меня просто не будет.
Глава 15
Рада
За все шесть лет родительства я впервые понимаю, насколько быть сложно мамой. Насколько это порой непосильная ноша. Вынесу ли я ее?..
– Мамочка, зачем мне надо снова в больницу? – Кнопка обеспокоенно смотрит мне в глаза и инстинктивно прижимается к коленям. – Я не хочу!
– Малышка, так надо…– слова застревают в горле, я пытаюсь их протолкнуть, но ничего не выходит. Хочется выть, биться головой об стену, только бы понять, что кошмар, в который превратилась моя жизнь – сон. Что угодно, но не наша с Кнопкой реальность, где мой единственный ребенок смертельно болен, а я совершенно одна, разрываюсь в поисках решения проблем и лечения.
– Не хочу! Мне страшно! Мам, давай домой поедем? Мне опять будут руку колоть, это больно!
Кнопка закрывает ладонями лицо и тихо плачет. Не напоказ, не шантажируя, а потому что действительно страшно.
Ее слезы рвут мне сердце на ошметки, и я захлебываюсь в собственном отчаянии. Сейчас я для дочери тот единственный человек, на чью защиту она надеется. Должна подобрать слова, успокоить, дать надежду, что все будет хорошо. Вот только как я могу это обещать, если в самой уверенности ни на йоту?!
С силой закусываю губы, запрокидывая голову вверх, чтобы ни одна слезинка не скатилась. Нельзя показывать слабость. Только не мне. Я, кажется, пожизненно лишена подобной привилегии.
Сажусь на корточки, отвожу в сторону ладошки дочки, сжимая их в своих. Зацеловываю ее щечки, стирая слезинки и стараясь забрать себе ее страхи.
– Малышка, так надо. Чтобы ты была здоровой…Нам надо вместе победить болезнь. Мы справимся.
Должны. Обязаны!
– Я умру?
В ее голосе столько страха и отчаяния, что сердце щемит, и горит за грудиной, как будто кто-то вгоняет раскаленные гвозди. Дышать тяжело, потому что невольно на миг представляю картину…Боже, как больно! Определенно, это самый тяжелый и страшный момент в моей жизни!
Встаю на колени перед Кнопкой, беру ее личико в ладошки и, глядя прямо в ее умные не по годам глаза, тихо, но твердо произношу:
– Нет, Оля, ты не умрешь.
Дочь мгновенно затихает, успокаиваясь, и несмело кивает мне. Мысленно выдыхаю, расслабляясь. Главное, что малышка доверяет мне. Теперь моя главная задача – не подвести ее.
Но жизнь считает иначе.
Проблемы валятся на мою голову, как из рога изобилия: в кредите мне отказывают, мне удается собрать по друзьям и знакомым лишь часть суммы, и то многое уходит на препараты для Кнопки, отложить на операцию удается совсем немного. Я разрываюсь между работой и дочерью, которой через пару дней терапии стало хуже, и ее пришлось положить в больницу на дополнительное обследование. Я провожу с ней часть утра, вечера и ночи, а вот днем с ней сидит няня, которую мне посоветовала одна знакомая. Все же мне надо собрать денег на лечение Кнопки, и бросить сейчас работу я не могу. И от того на душе еще поганее: в те моменты, когда дочь так остро нуждается во мне, я вынуждена быть далеко от нее…
И, как назло, Лука все время в разъездах последнее время или на переговорах, и мне никак не удается поговорить с ним и выложить всю правду. Попросить о помощи. Если неделю назад я боялась реакции его и его жены, то теперь мне плевать. По головам пойду, если понадобится, ради жизни моей Кнопки.
– Львова, – раздается в трубке официальный голос Людмилы, – тебя босс вызывает. И поторопись, он очень не в духе.
Прикрываю глаза на мгновение и глубоко вдыхаю и выдыхаю. Кажется, сейчас на одну головную боль станет больше…
Стучусь в кабинет Луки и вхожу. В глаза сразу же бросается стол, заваленный бумагами, а которых буквально погряз мрачный босс.
– Вызывали, Лука Георгиевич?
– А, это вы, Рада Алексеевна. Проходите, присаживайтесь. Возьмите с того края лист и бумагу.
Внутри холодеет, меня слегка колотит от напряжения. Что за спектакль?
– Зачем?
– Напишите мне еще одну объяснительную, куда вы опять сегодня отлучались на целых полтора часа, не уведомив меня.
Олюшке должны были проводить очень важную и тяжелую для ребенка процедуру и потом поставить капельницу. Она билась в истерике с вечера, рыдая взахлеб, как ей страшно. И мне пришлось отлучиться буквально на час- полтора, предупредив отдел кадров. Луку же я не могла поставить в известность: у него были важные онлайн-переговоры.
– У вас были переговоры, вы сами велели никого не впускать. Поэтому не могла предупредить, Лука Георгиевич. Мне нужно было в больницу, у меня болеет дочь.
– Ах, на этот раз дочь, – нехорошо тянет, прищуривая глаза. Они снова цвета штормового неба, значит, настроение у босса хуже некуда. – Вы уж определитесь, Рада Алексеевна: болеете вы или ваша дочь!
Вспыхиваю моментально и уже открываю рот, чтобы высказать все, что думаю об этом напыщенном засранце, заодно сообщить, что Оля и его дочь тоже! Но Лука вскидывает ладонь, заставляя замолчать.
– За очередное самовольное оставление рабочего места я штрафую вас на тридцать процентов зарплаты. За еще один такой финт ушами последует увольнение.
Стискиваю ручку так, что несчастный пластик хрустит в моих пальцах. Но босс вообще не обращает на это внимания, продолжая вещать:
– Вообще я пригласил вас для следующего. Вот здесь данные заказчика и все контакты. Свяжитесь с ними, они введут вас в курс дела и направят всю информацию для запуска рекламы. Этот заказчик очень важен для нашей компании, поэтому будьте так любезны, – ехидно растягивает босс, заводя меня еще больше, – Рада Алексеевна, проконтролируйте все лично. А теперь можете быть свободны. Объяснительную передадите через Людмилу.
– Лука Георгиевич, у меня важный…
– Не сейчас, Рада Алексеевна, у меня масса работы.
– Это очень, – подчеркиваю, выплевывая слова сквозь зубы, – важный разговор.
– Какое из слов «Вы можете быть свободны» вам непонятно? – Лука взрывается и даже привстает с места. Что с ним?! Какого черта он себе позволяет?! – Идите и работайте! Да! – это он уже в телефонную трубку, отвечая на звонок.
Мне не остается ничего, как встать и пойти на выход. Что ж, никто не сможет меня упрекнуть в том, что я не пыталась познакомить отца с дочерью.
Но все мысли о Луке, как
