Запах грозы (ЛП) - Пантелли Дж. Дж.

— Почему ты не развлекаешься с девчонками? — любопытствует Грэм, откусывая яблоко. Я не слышу вопрос, так как напрочь теряю слух, рассматривая каплю сока, стекающую по его подбородку. Это какой-то приворот. Чем реже мы видимся, тем сильнее я хочу…

— Ты еще на планете Земля? — подначивает он и протягивает откусанный зеленый фрукт. Я с опаской беру яблоко и впиваюсь в него зубами там же, где это делал Грэм. — Перестань.

Мне становится смешно, когда его хмурый вид, портится еще на пару тонов. Вся соблазнительная чернота зрачков, сосредотачивается на моих губах. И жар, что исходит от них, согревает меня до костей. Я превращусь в пепел, если он не прекратит.

— Ладно, пойду, запущу огрызок в Николь. — Хмыкаю и тороплюсь, смешаться с суетой на берегу. Что-то мне совсем не нравится ходить у него в должниках. А я должница. Предстоящая ночь, будет самой длинной за все время пребывания в «Хоуп Крик».

***

С закатом, пришитые серебряными нитями звезды, сияют поистине, как самые дорогие бриллианты. Все присутствующие, с разной периодичностью поглядывают на их яркие вспышки и довольно улыбаются. Аромат жженого зефира приятно щекочет волоски в носу, и я съедаю уже третью порцию, что запрещено в моем случае. Но, я даю себе поблажку и наслаждаюсь вечером. За семнадцать лет, я ни разу не отдыхала на природе так долго. И я выжму из данной возможности, все приятные моменты.

— Вам не кажется, что дождь начинается? — спрашивает Пит, растирая пальцем каплю на запястье.

— Наверное, пора расходиться по палаткам. — Заявляет Шимус и встает с удобного стульчика. За ним следуют несколько девчонок и парней. А я, Грэм и Моника, продолжаем сидеть у затухающего костра. Да, крупные капли, трансформируются в моросящие струи и дискомфорт, вынуждает и нас подняться. Шай льнет к Грэму и просит уделить ей пару минут.

— Спокойной ночи, желаю хорошо выспаться.

Моника благодарно подмигивает и уводит парня в противоположную сторону. Я шлепаю к месту своего ночлега и, забравшись, подглядываю за ними в крошечное окно, с москитной сеткой. Моя соседка где-то пропадает. Я ложусь на спину и таращусь в брезентовый потолок. Когда я уже избавлюсь от этой чертовой бессонницы и размышлений о Грэме! Это всё чаще напоминает синкопирование* (*Смещение акцента с сильной доли такта на слабую. То есть несовпадение ритмического акцента с метрическим. Составляет основу джазового ритма). Я превращаюсь в слабачку и жажду того, чтобы Моррисон сымпровизировал со мной.

Под звуки леса, стрекотание кузнечиков и мягкое волнение озера, я выбираюсь наружу и, натянув толстовку, докуда позволяет ткань, бреду к палатке Грэма. Осадков нет, лишь сырое послевкусие и мрачный туман вдали у горизонта. Ноги в скомканных кедах, поскальзываются на ровном месте и в этот миг, молния разъезжается на синем полотне и голова парня, высовывается из укрытия.

— Что стряслось?

— Мне не спится. Опять.

— Иди сюда.

Я вползаю на четвереньках в теплое пространство и замечаю, сладко спящего Флориана.

— Я не могу остаться, здесь он. — Шепчу и теряю равновесие, плюхаясь на задницу.

— Его не разбудят даже военные залпы. Давай, не бойся. — Грэм раскрывает спальный мешок, и предлагает втиснуться в него, нам двоим. Я сомневаюсь, но он настаивает и уже три секунды, я прижимаюсь к его горячему телу.

— Тебе не кажется, что все происходящее, несколько двусмысленно?

— Совсем чуть-чуть. — Отвечает парень и его левая ладонь, прекрасно себя чувствует на моем правом бедре.

— Я не знаю, зачем пришла. Вся эта чушь с Моникой и…

— Ты приревновала меня?

— Что? — поднимаю глаза. — Я никогда не ревную. Просто испугалась грома и всё.

— А со мной не страшно? — он так улыбается, что у меня вибрирует каждая мышца.

— Не так. Ненавижу гром.

— Тогда откуда твое прозвище «Тандершторм»?

— Стью, зовет меня плаксой, а грозой я стала после первой победы, когда так грозно кричала на ринге, что рефери назвал меня Мэй «Гроза» Эплби.

— Хотел бы я увидеть, как ты умеешь кричать.

Спокойствие, с которым он смешивает пошлость и обыденность, впечатляет. Я ёрзаю и закидываю руку ему на шею. А точнее, не закидываю, а с трудом притесняю в таком неудобном положении. Грэм мгновенно придвигает меня ближе и полушепотом произносит:

— Помнишь, я говорил, что не раз представлял тебя в своих объятиях?

— Не надо.

— Не надо? Ты думала, прийти, распалить меня и раствориться в темноте?

— Я ничего не делаю.

— Наивная, — легкий поцелуй. — Маленькая, хрупкая трусиха.

— Я не трусиха. — Притягиваю его к себе и целую. Грэм, захватывает мои губы, и я не сопротивляюсь, разрешая ему связать узлом наши языки. Они сплетаются всё крепче и крепче, не давая нам шанса вздохнуть. Я тону. Тону в глубоком поцелуе, что не замедляется ни на секунду. Рука, покоившаяся на бедре, движется вверх, и я умудряюсь быстро набрать в легкие воздух, когда она сжимает правую грудь и находит путь под майку, где уже набухший сосок, встречает пальцы Грэма. Боже, мне снова не достаточно кислорода и мозг отключается совсем.

— Ты создана для моих ласк, Мэй. — с шипением бормочет Моррисон и второй рукой, пробирается к моей попке. Я вся в его паутине. У меня нет слов, чтобы как-то отреагировать на сказанную им фразу. Лишь прогнувшись в спине, подтверждаю, что он прав. Грэм ловит намек и играет мизинцем с резинкой моих трусиков. А я замираю, ожидая, чем кончится эта игра. Ахнув ему в рот, стискиваю ноги, едва он запускает пальцы, что изводили сосок, под плотную, эластичную ткань. Черт, наверняка, мое белье, на последнем месте по сексуальности, но сейчас плевать. Абсолютно! Поглаживания, которыми меня мучает Грэм, ничто, по сравнению с тем, что он готовится провернуть потом. Я вновь прикусываю его за верхнюю губу, ощутив неистовый кайф, что доставляет его ласка. Клитор вот-вот взорвется от возбуждения и от медленных манипуляций парня. Он чувствует, что я плавлюсь, и, взяв мою ладонь, направляет к своему стояку. Я дура. Ему так же, как и мне нужны прикосновения. Но, прежде чем взяться за главное, я нахожу лазейку под его футболкой и нежно рисую круги на животе и груди. Он как пластичный металл, как с любовью вылепленная скульптура и я изучаю выпуклости, точеные грани, неровности и места, что прекрасны, даже на ощупь. Грэм постанывает, когда я берусь за собачку и тяну молнию вниз. О его желании, говорит пламенный поцелуй, не заканчивающийся после того, как я обвиваю ладонью член, а разгорающийся в геометрической прогрессии. Он ест меня. Медленно, смакуя кусочки и разбираясь, чем я еще приправлена, какая внутри меня экзотическая специя.

— Я кончу тебе в ладонь, детка. — Облизывает мои губы Грэм и покрывает слюной подбородок, желая опуститься ниже, но всему препятствует чертов спальный мешок. Я отклоняю голову и выдыхаю так, будто нахожусь в горящей комнате, и выплевываю дым. Рука у меня между ног, сбрасывает скорость, а зубы Моррисона, едва-едва подцепляют кожу на моей шее.

— Хочешь, чтобы я умерла от остановки сердца? — как в бреду, шепчу я.

— Я хочу, растянуть твое удовольствие. Одна украденная секунда, станет бесконечностью для меня.

Он говорит правду. Время наш союзник.

— Мне нравится, Грэм. Не останавливайся.

— Знаешь, сейчас бы я, раздел тебя, уложил на лопатки и вылизывал так долго, как ты бы могла выдержать. А потом, ты бы встала на колени и отсосала мне до потери пульса.

От таких грязных фантазий, я вытягиваюсь струной и испытываю чистейший оргазм — дикий, неразбавленный, с калейдоскопом красок в глазах. Грэм затыкает мне рот, своим языком, предупреждая крик, и кончает от моих крученых штучек, что получает его раскаленный ствол. Даже не видя эту картинку, я догадываюсь по выпуклым венкам под подушечками пальцев, что всё делаю правильно. Немного сбавив обороты, размазываю каплю, спермы по головке и произношу:

— Хотелось бы узнать какая она на вкус. Протиснуть кончик языка в уретру и наблюдать, как ты тяжело дышишь.