Любовь длинною в жизнь (ЛП) - Харт Калли

— У моста Палисейдс?

Сэм кивает.

— Шериф Мейсон сказал, что он пробыл там недолго. Может быть, пару часов. Они все еще ищут преступника. Или преступников. Малкольм был крупным мужчиной. Я так удивлен, что полиция не позвонила и не сказала вам. Разве это не стандартная процедура? — Он выглядит искренне озадаченным, и мне почти жаль его.

Я испытывала трепет подобных эмоций, пока он не сказал, где именно было найдено тело моего отца. Мост Палисейдс. Тот самый мост, на котором умерла моя мама. Было бы слишком большим совпадением, если бы на моего отца напали и зверски убили в том же самом месте, где умерла она. Что может означать только одно: он покончил с собой. Он сам воткнул этот нож себе в грудь в стиле Хари Кари, и полиция ничего не сказала бедному, ничего не подозревающему священнику Сэму по очень веской причине. Тем, кто покончил с собой, католические похороны запрещены. Людей, которые покончили с собой, нельзя хоронить в освященной земле. На одно мимолетное, ужасное мгновение я думаю о том, чтобы выложить все Сэму. Разрушение планов похорон моего отца вряд ли компенсирует годы страданий, через которые он заставил меня пройти, но это может заставить меня чувствовать себя немного лучше. Приоткрываю губы, мозг уже связывает слова вместе, но потом вспоминаю свою встречу с Эзрой и пункт, где я не получу вещи моей матери, если не окажу ему эту нелепую услугу, которую он так сильно хотел. Готова поспорить, что этот пункт все еще будет иметь значение, если Сэм откажется служить полуночную мессу для Малкольма.

— Вау. Я действительно понятия не имела, — бормочу я. — Обязательно заеду в участок после того, как закончу здесь. — Не очень убедительно пытаюсь изобразить удивление, но Сэм все равно кладет руку мне на плечо и успокаивающе сжимает его.

— Теперь Малкольм обрел покой, Корали. О нем больше не нужно беспокоиться. — Сэм не понимает, что мой отец, вероятно, танцует на горячих углях где-то к югу от библейской границы. Уверена, что Малькольм никогда не признавался в том кошмаре, через который он заставил пройти мою мать, а потом и меня, прежде чем нашел Иисуса и бросил бутылку. Если бы он это сделал, Сэм был бы немного более осведомлен о моем отношении к этому куску дерьма. Я делаю мысленную заметку позвонить Эзре и отчитать его за то, что не рассказал мне о самоубийстве.

Сэм обнимает меня на прощание, что заставляет меня чувствовать себя немного неловко, и я ухожу, ощущая себя совершенно неудовлетворенной. Нужно так много сделать, чтобы завязать эту штуку аккуратным бантом и убраться отсюда к чертовой матери. Похоже, я застряну здесь по меньшей мере на неделю, даже если мне удастся поторопиться.

Уже собираюсь открыть арендованный автомобиль и бросить сумочку на заднее сиденье, но замираю, внезапно охваченная всепоглощающим, парализующим страхом. Задняя часть стоянки, где я решила припарковать машину, выходит на кладбище позади церкви, и на залитом солнцем кладбище Каллан Кросс сидит в индийском стиле перед бледно-серым мраморным надгробием.

Мне видно только его затылок, но я узнаю его абсолютно везде. Когда мы были подростками, он обычно подстригал волосы так, чтобы я могла провести рукой по их короткой колючести, слегка царапая ногтями, пока он таял от ласки. Но мне нравилось, когда он позволял им немного отрастать. Когда они был достаточно длинным, чтобы начать завиваться в густые темные пряди, которые всегда заставляли у меня зависть. Вот как сейчас.

Его плечи стали шире, чем раньше. В семнадцать лет он был широкоплеч, но даже тогда было очевидно, что к двадцати годам он станет выше, крупнее и сильнее. Теперь я стою здесь, уставившись на его спину, и вспоминаю, как вонзала ногти в нее, когда мы впервые занималась сексом.

Мне немедленно хочется забраться в арендованный автомобиль и убраться отсюда к чертовой матери, но какая-то болезненная, жестокая часть меня хочет, чтобы я страдала. Хочет, чтобы стояла у увитой плющом стены, отделяющей кладбище от парковки, и шпионила за ним, как извращенка. И я делаю это, опираясь локтями на крошащийся камень и скручивая пальцы в зелени, игнорируя тот факт, что мое положение неудобно, позволяя глазам упиваться видом моей родственной души.

Мое сердце поет и плачет в равных долях.

Каллан что-то говорит, его плечи двигаются вверх и вниз, когда он дышит глубоко и медленно, и мне жаль, что я не могу слышать, что именно он говорит. Есть только один человек, с которым он мог бы так спокойно разговаривать на кладбище, и это Джолин Кросс. На протяжении многих лет на меня накатывали волны горя из-за того, что так и не попрощалась с Джо. Она была еще жива, когда я бежала из Порт-Ройала, хотя часто была прикована к постели и едва могла долго стоять на ногах. Чувствуя, как к горлу подступает рыдание, позволяю ему расти и бурлить там, но не выпускаю наружу. В эти дни разрешаю печали гореть внутри моего тела, но никогда — снаружи. Это слишком тяжело. Слишком тяжело вспоминать. Слишком тяжело страдать. Слишком много всего нужно запихнуть обратно внутрь себя, как только я перестану чувствовать тоску.

Каллан откидывается назад, опираясь на руки, которые упираются в траву позади него, и ловлю себя на том, что заворожена тем, как изгибаются крепкие и сильные мускулы на его руках. Мне кажется, что вижу черные линии татуировки, медленно поднимающиеся по всей длине его правого предплечья, но я слишком далеко, чтобы разглядеть как следует. Каллан часто просил меня рисовать на нем, когда мы были подростками. Часы, проведенные с высунутым изо рта языком, концентрируясь на кругах, каракулях и завитушках. Он был моим живым, ходячим и говорящим блокнотом, и, казалось, никогда не возражал.

— Все в порядке, Корали?

Я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи при звуке голоса позади меня. Оборачиваюсь. Сэм все еще в тренировочном костюме, смотрит на меня, приподняв одну бровь. Он был полон соболезнований и предлагал свою помощь в доме пастора, но теперь, когда поймал меня шпионящей за людьми на кладбище, выглядит немного раздраженным. Думаю, в этом он прав.

— Простите. Просто перевожу дух, прежде чем вернуться в машину, — говорю я, пожимая плечом, пытаясь сделать вид, что не просто сверлю дырки в спине Каллана Кросса. — Здесь так спокойно. Умиротворенно. Учитывая все, что происходит в данный момент, мне просто нужна была минута покоя, чтобы собраться с мыслями.

Похоже, Сэм мне почти верит. По крайней мере до тех пор, пока не раздается голос Каллана, отдающийся эхом в небольшой лощине, образованной высокими деревьями, обрамляющими кладбище по периметру.

— Корали?

Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как этот человек произносил мое имя, и все же сейчас мне кажется, что он произнес его только вчера.

Ты должна остаться. Что мне сделать, чтобы ты осталась?

Я инстинктивно сутулюсь, плечи подтягиваются к ушам. Сэм хмурится, глядя поверх моей головы, на того, кто кричал мое имя. Затем хмурится еще сильнее.

— Вы знаете этого человека? — спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой.

— Ну, он идет сюда.

Мои руки лихорадочно двигаются, пытаясь вытащить ключи от автомобиля из сумочки.

— Еще раз спасибо, что уделили мне время, Сэм. Я буду на связи с информацией из…

Чья-то рука скользит по моему плечу, едва касаясь его, посылая сильную волну желания и боли через все тело. Когда мы были моложе, Каллан точно знал, как прикоснуться ко мне, чтобы я развалилась на части. Каждый день он мог заставить меня забыть обо всем, кроме него. Похоже, он не утратил этого навыка.

— Корали Тейлор, — тихо произносит Каллан. — Я знал, что ты рядом.

Я закрываю глаза. Перестаю дышать.

Слышу, как Сэм представляется, и как Каллан говорит позади меня, его дыхание скользит по моей шее и обнаженным лопаткам. Он всегда был горячим. Похоже, это тоже не изменилось. Я чувствую исходящий от него жар, обжигающий меня, заставляющий крошечные волоски на моей шее и руках встать дыбом.

— …моя мама. Там все выглядит великолепно. Спасибо, что так хорошо позаботились об этом месте, — Каллан говорит, но в его голосе слышатся отсутствующие нотки.