Как вам живется в Париже - Кандала Тамара Ивановна

— Вот видишь! — Арсений как будто ждал этого моего дурацкого восклицания, — значит ты тоже считаешь, что эта штука и есть тот самый стержень, на который нанизывается всё остальное, включая душу, интеллект? Что эта нелепая штука может удержать от безумия, дать смысл жизни! Так просто? Значит, у кого больше, тот и главнее? И счастливее?

— Ну, не упрощай пожалуйста, — на этот раз я старалась быть максимально осторожной, не зная наверняка, насколько всё это относится к нему лично. — Наверное, для мужчины это важно. Но, поверь, что это не самое важное, даже в сексе.

— Не осторожничай, — сказал он мне с улыбкой, — ко мне это не относится. У меня с «хозяйством» все в порядке. И я, кстати, собираюсь им всерьёз попользоваться. И ориентация у меня традиционная — я гетеросексуален. Так Ксении и перелай. Я знаю, что она волнуется на этот счёт.

Это было правдой. Ксенька не раз заговаривала со мной на эту тему. Она говорила, что для неё было бы катастрофой, если бы её сын оказался «с дурными наклонностями». «Знаешь, на этих их сложных факультетах, где сплошные мальчики…»

— Но мне интересно знать, насколько это важно для женщины, для полноценной жизни, — продолжал он. — Извини, что я говорю об этом с тобой… но мне больше не с кем обсудить это на… человеческом уровне. Ты понимаешь, если бы я обратился с этим к матери, у неё не было бы никаких сомнений, что «вся проблема в размере его члена», — при этом он смешно передразнил Ксеньку. — А ты всё-таки можешь попытаться быть объективной… ну, насколько это возможно.

Я растерялась. Ну как избежать банальностей, высоких слов, низких истин и, вообще, как можно быть объективной в этой области, где всё держится на абсолютной субъективности. Примерно это всё я ему и сказала.

— У меня на этот счёт есть своя теория, — добавила я. — Очень простая, кстати. «Ключ должен быть в замке. Цветок в вазе. Мужчина — в женщине». Но самое главное — это встретиться. И узнать друг друга в толпе человечества.

— Понятно, — сказал Арсений. — У меня к этому примерно такое же отношение. Ну что ж, будем ждать.

— Ну, ты уж, пока ждёшь, совсем не принимай аскезу, — поменяла я тон на более непринуждённый. — Интимные рецепторы надо развивать.

— Не волнуйся! Я уже спал с телами нескольких женщин. Правда, без всяких последствий для души. — Это прозвучало так по-мальчишески, что я рассмеялась.

Он рассмеялся вместе со мной.

Это была последняя наша «душещипательная» беседа перед долгой разлукой.

На протяжении последующих пяти лет я следила за ним издалека, как за восходящей звездой. Как поэтапно и неуклонно он осуществляет все свои планы. Казалось, что в этот период его жизни Провидение работало на него круглосуточно.

Гарвард он бросил. Переехал в Лондон, так как считал, что в финансовые игры сподручней играть именно там. Он действительно разбогател. И действительно на бирже. И понадобилось ему на это около двух лет. Внимательно изучив рынок, просчитав риски, он купил баснословно растущие в цене акции компаний, крупных и помельче, которые занимались телекоммуникациями, мультимедиа и высокими технологиями. Потом, вовремя поняв, что с такой скоростью их цены дальше подниматься не могут, решил переиграть. И, высчитав «примерно», попал в самое яблочко. Он продал их на самом пике цен, всего за несколько недель до того, как рынок начал рушиться. Хорошо заработал для своих клиентов, рискнувших в своё время доверить свои деньги девятнадцатилетнему мальчику, и пару миллионов для себя. Он вложил эти деньги в авиацию, в процветающую компанию «Marcel Dassault», и открыл свою собственную компанию по продаже маленьких реактивных, так называемых бизнес-самолётов, частным лицам и компаниям, которые нуждались в своём парке именно таких малогабаритных, мобильных, скоростных ковров-самолётов. И это тоже был очень правильный ход.

Из Силиконовой Долины он привёз себе партнёра китайца, и за три с лишним года они увеличили оборот своего предприятия почти в пять раз и открыли свои представительства в Китае и Индии.

Свои двадцать пять лет Арсений отметил покупкой Ксении прекрасной квартиры в Париже, которую она сама выбрала, недалеко от площади Trocadéro, и подарком Оскару спортивного «Мерседеса», о котором тот мечтал. Сам он продолжал жить в Лондоне, где у него была квартира рядом с Holland Park и офис в City, деловом центре города.

За это время мы виделись с ним лишь урывками, в Париж он наезжал довольно редко, носясь по городам и весям, с азартом занимаясь новым для него делом.

ВСТРЕЧА

1

По пустынной улице ветер гнал, кувыркая, чью-то шляпу. Но за ней никто не гнался. Видимо, она улетела с чьей-то головы уже давно. Может, владелец был слишком стар или слишком пьян, чтобы её преследовать. А, может, достаточно богат, чтобы не потрудиться даже нагнуться.

По-пластунски прошуршала кошка с худыми выпирающими лопатками. Ему показалось, что за следующим углом его должна поджидать судьба. Но последняя явно не любит, когда её козни или, наоборот, щедрые подарки, предчувствуют. Он ошибся всего на несколько дней.

Арсений брёл, шаркая ногами, по продуваемой со всех сторон улице этого нормандского приморского городка, и в голове у него крутились злые мысли.

Вчера, в машине, включив радио, он услышал, что на земле родился шестисполовиномиллиардный житель. Шесть с половиной миллиардов. И такое исступлённое одиночество. Такая тягучая тоска. Слишком много людей на этом бедном шарике. Слишком много. Ни пройти, ни проехать. Толпы. Толпы. Обессиленная, выдоенная, отравленная земля, заблудшие, потерянные, никому не нужные души. Люди существуют только для того, чтобы есть, пить, спариваться и рожать, параллельно убивая себе подобных. Агрессия стала нормой. Дебилизация населения угрожающей. «Много званых, да мало избранных». Он снова и снова возвращался мыслями к своему бывшему сокурснику — этот блистательный, отчаявшийся интеллект, испытывающий отвращение к роду человеческому, имел для этого все основания. А, может, это именно в них обоих был какой то изъян, который мешал им быть счастливыми? Или, как в Библии, «…кто много знает, тот умножает скорбь на томление духа».

Он знал эти свои состояния, это кризисы беспросветного отчаяния, и изо всех сил пытался удержать себя на грани этой разверзающейся бездны. В такие моменты он ощущал почти шизофреническую раздвоенность — безвольная, пустая кукла была накрепко привязана к преуспевающему бизнесмену с безупречной репутацией. Он терял азарт, интерес и волю к жизни. Чувство отвращения ко всему, включая себя, было превалирующим. К тому же, по ночам его томили галлюцинации, абсолютно реальные сны с реальными людьми, которых он никогда не знал и ситуации, в которых он никогда не был и не мог быть.

Иногда ему казалось, что его окружает хаос.

Его врач считал, что он подвержен сильнейшим приступам клинической депрессии и нуждается в такие периоды в медикаментозном лечении. Может быть, это были последствия сильнейшего гриппа, с температурой под сорок в течение целой недели, который он перенёс в Гонконге два года назад. Может быть, просто переутомление. У него были с собой прописанные ему транквилизаторы, но он ненавидел эти лекарства, они приглушали не только тоску, но и все другие чувства, а главное — способность думать и анализировать. Хотя и это его последнее прибежище причиняло ему последнее время больше вреда, чем пользы.

Он чувствовал приближение этих кризисов, поэтому и сбежал сюда, на продуваемое всеми злыми ветрами в это время года и потому довольно пустынное побережье Атлантики. Поселился прямо на берегу серого неприветливого океана, в отеле, где когда-то жил великий Пруст и писал свою гениальную тягомотину, рассчитанную на чтение именно такими длинными зимними вечерами, в то время, когда у человечества ещё не было его главного развлечения — кино и телевидения. Здесь можно было гулять до изнеможения по бесконечным пустынным пляжам, живя жизнью исключительно созерцательной.