Вивиан Коннелл - Золотой сон
Добравшись до пансиона, он первым делом позвонил Григ, и, узнав, что она еще не вернулась из Дорсета, погрустнел, но, быстро совладав с собой, набрал номер Розхэвена. Подошедшая к телефону Эйлин сказала, что Грейс подойдет через минуту – пока Кельвин ждал ответа Грейс, он сгорал от нетерпения. Наконец Грейс ответила своим нежным голосом:
– Алло, Грейс Спринг слушает.
– Здравствуй, моя милая, я уже вернулся.
– Очень рада, надеюсь, ты не зря провел время в Крок Бэй.
– Что ты, конечно не зря, я столько всего придумал нового, мне теперь работы хватит до конца жизни.
– Тогда возьми машину и скорее приезжай.
– Мне еще надо здесь кое-что сделать.
– Тогда зайди прямо сейчас к миссис Гэррик, тебя ждет сюрприз.
– Что ты говоришь? – радостно воскликнул Кельвин.
Повесив трубку, он спустился к миссис Гэррик – она молча ушла в свою комнату и скоро вернулась с папкой из отличной кожи, на обложке которой была прикреплена медная пластинка – на ней изящными буквами было выведено: ЗАМЫСЕЛ.
Кельвин тут же кинулся наверх, набрал номер Грейс и, задыхаясь от любви, прокричал: «Спасибо тебе, я тебя люблю. Еду прямо сейчас.»
По пути в Розхэвен он радостно мечтал о встрече, и вдруг странное ощущение кольнуло его в бок – он вспомнил про локон волос, достал его из кармана и повертел на летнем солнце. Как странно, ведь эти волосы никогда не поседеют, не рассыплются, не потеряют красоты и блеска. Удивляясь тому, что делает, он покрыл волосы поцелуями – то, что сказал ему Кристофер, больше не было тайной. Он бережно вложил прядь в записную книжку. Он уже понял, что прядь – неизмеримо больше, чем просто талисман, это символ, значение которого он только что понял, и он поведет его по дороге любви и красоты. Он посмотрел в окно на солнце. Его больше не страшило время, которое отбивало свой такт в смятенных сердцах местных жителей и меряло жизненный ход по воскресным колоколам.
На побережье он всего себя посвятил детям, так в забавах и веселье незаметно пролетели четыре дня, но однажды детей уже уложили спать, а Кельвин сидел у окна и неспешно разговаривал с Грейс, которая лежала на кушетке под тонким пледом.
– Дай мне, пожалуйста, сигарету, – попросила Грейс.
Он зажег сигарету и передал ее жене – курила она очень редко.
– Мы за сегодня ничего полезного не сделали. Он вздохнул: «Да, иногда так приятно полениться вволю. Какой вечер сегодня. Вот бы поселиться в этих местах навсегда.» Он надолго замолчал. «Мне надо уехать на время в Колдминстер, привести мысли в порядок.»
Жена заговорила тихим, умиротворенным голосом:
– Рано или поздно это должно было случиться, и я рада, что ты об этом заговорил.
Мне нужно попробовать себя понять, во мне что-то в последнее время творится, а я не могу понять, что именно. Там все очень просто, так что там мысли должны в голову хрустальные приходить.
– Я как чувствовала, что ты именно туда поедешь. Я бы с тобой съездила, хоть на денек. Ты когда поедешь?
– Я бы поехал прямо сейчас, только мне сначала надо понять, что я могу тебя здесь оставить и больше не волноваться.
– Все будет в порядке.
– А ты что будешь делать – здесь останешься?
– Нет, я тоже куда-нибудь поеду. Наверное, в Касси, или еще куда-нибудь, поработаю, хочу закончить несколько картин. Если я хоть на неделю оставлю мозг без работы, я немедленно постарею. Возьму детей, снимем дом, наймем француженку в няни, пусть дети учатся говорить по-французски. Мне так хочется измазать руки краской в солнечный и ветреный день, ты же знаешь, как я это люблю.
– Да, я знаю. – Он помолчал. – Краски – это плоть, а разум – это кость. Сейчас мне нужны кости, надежный скелет и побольше гранита для фундамента, тут он вздохнул – и тогда саму пирамиду можно начинать. Он уронил голову в ладони. Я и так уже все непозволительно затянул.
– Не волнуйся, – она погладила его руку: «Все у тебя получится. На такие серьезные вещи не один год уходит». Она взвешивала каждую фразу: «А все остальное – приложится. Тебе действительно надо уехать и начать строить свою пирамиду на пустом месте, и если она у тебя получится, бог с ним, разобьешь ты нам сердца, или нет, да хоть сто сердец разбей – главное – дело сделать». Он попытался заглянуть ей в глаза, но она упрямо смотрела в окно, на закат.
– Так что – когда ты едешь – завтра?
– Наверное, в четверг.
– А сейчас, пора наверное, спать ложиться? Попроси Эйлин зайти.
Он заметил, как она покраснела при этих словах. Эйлин помогла помочь Грейс раздеться. Потом он зашел и посмотрел на спящих детей. Майкл, как всегда во сне, улыбался какой-то загадочной улыбкой, как будто знал что-то такое, чего никто больше не знал. Розмери как и многие дети, выглядела совершенно чужой в этом грязном мире, с невинной складкой на лбу. Кельвин наклонился и нежно поцеловал спящих детей, потом пошел в свою комнату, переоделся в пижаму и прокрался в комнату Грейс пожелать ей спокойной ночи. Она еще не заснула, он сел на край ее постели и они немного поговорили о семейных мелочах.
Немного подумав, она сказала: «Мне очень неловко, что я такая.»
Он не ответил, тогда она ласково коснулась рукой его тела.
Когда он выходил из ее спальни, в горле у него стоял комок, а на глаза навернулись слезы. Что за женщина, как сильно, преданно и нежно она его любит! Ей известно, в чем кроется истинная сила каждой женщины.
ГЛАВА 10
К началу сентября Кельвин почувствовал себя отдохнувшим, примирившимся со своими мыслями – теперь он лучше понимал, что ему следовало делать в первую очередь.
В Колдминстере так же грохотали трамваи, и все так же лил дождь. Изобретенные человеком тяжелые машины с грохотом и лязгом развозили по разным местам своих изобретателей, и все так же тускло горели лампочки в витринах дешевых магазинов. Обрывки старых объявлений свешивались с рекламных тумб, зазывая публику на представления уже умерших артистов, калеки на углах делали вид, что продают газеты. Кельвин посмотрел сквозь окно такси на привычные городские сценки и поежился – как здесь уныло и неуютно.
Парк Джульетты казался выцветшим, потерявшим листву и былое очарование – в таких местах обычно находишь дохлых ворон в опавших листьях и потерянную еще в июле лайковую перчатку.
«Боже мой», – подумал Кельвин, – «если миссис Гэррик не догадалась растопить камин, я сяду на ближайший поезд до Лондона – прочь, прочь из этой дыры.» Ему вдруг показалось, что все здесь ему враждебно – даже водитель такси, казалось, понял это, потому что не заводил обычных разговоров о погоде и местных новостях, а молча доставил его на площадь короля Георга.
Миссис Гэррик услышала звонок и радостно улыбаясь, открыла ему дверь.
