Мои калифорнийские ночи (СИ) - Джолос Анна
Смит сразу начинает нервничать, обеспокоено потирая левую ладонь. А когда наклоняюсь, чтобы забрать свою zippo, которая лежит слева от неё, замирает и кажется, даже перестаёт дышать.
Я в этот момент нарочно медленно тяну руку к зажигалке и при этом внимательно отслеживаю её реакцию.
Если податься немного вперёд, то наши лица коснутся друг друга.
Смущённо опускает глаза. Ресницы трепещут.
Дрожит. Трясётся как маленький, трусливый заяц, которого догнал большой и злой серый волк.
Да собственно всегда так и было. Но она всё равно по привычке вздёргивала кверху нос, смело и остро язвила, демонстрируя, что ничуть не напугана. И тем самым заставляла уважать её.
Я забираю пачку сигарет и зажигалку, нарочно проделывая этот «манёвр» в опасной близости от неё. В нос тут же ударяет этот её одурманивающий запах, который исходит от копны диких, неукротимых завитушек. Какие-то бешеные мандарины-апельсины или что-то в этом духе.
Меня тут же скручивает. Клянусь, даже дышать больно… но я всё равно как мазохист растягиваю эти секунды.
Поджигаю сигарету и всё ещё стою слишком близко. Так близко, что опять ненужные вещи лезут в мою больную голову. Желание придушить её и уложить под себя — по силе примерно равны.
Вот зачем ты пришла, бестолковая?
Я снова начинаю закипать от рвущейся наружу злости. В последнее время наши встречи наедине кончаются херово. Почти всегда дракой и взаимными оскорблениями. А сегодня так тем более ничего хорошего не жди, если брать во внимание последние события.
Но Дженнифер Смит как-то не особо настроена на войну. В нерешительности поднимает глаза и жадно ловит мой взгляд, направленный на её пухлые, потрескавшиеся губы.
— Это её мать, верно? — тихо выдаёт своё предположение.
— Да, — отвечаю ей, и она качает головой, отчего несколько непослушных кудряшек падают на лицо.
Я с трудом подавляю в себе глупый порыв протянуть ладонь и убрать их назад. Намотать на кулак волосы этой стервы и заставить громко молить о пощаде.
— Почему он в тюрьме?
Я молчу.
— Рид…
Выдёргивает меня из моих мыслей, в которых, если честно, нет ничего хорошего. Рассеянно моргает, изучая моё лицо. А я пробегаю взглядом по её стройному телу и когда возвращаюсь к глазам, понимаю, что стал ненавидеть ещё больше. За то, что заставляет чувствовать всё то дерьмо, которому раньше не было места в моей жизни. И за то, что я всё ещё думаю о ней. Постоянно. Каждую грёбаную минуту.
— Скажи, пожалуйста, Рид. Я не могу связаться с Роуз, она не берёт трубку уже сутки…
Я затягиваюсь и выдыхаю дым, режущий лёгкие. Пытаюсь выкинуть из головы недвусмысленные картинки с её участием.
— Ты ведь был в полиции вчера…
— Элис повесила на Картера похищение. Плюс в машине нашли наркоту, — стряхивая пепел, неохотно отвечаю я. Странно, что Ричи ещё не растрепал.
Её глаза широко распахиваются, и в них мелькает тень недоверия и страха.
— Пакет ему не принадлежит, Смит, — сурово замечаю я. — Картер никогда не был связан с этим.
Она облегчённо выдыхает.
— Что же нам теперь делать?
Я смотрю на всплывающий вдалеке огненный диск солнца. Знать бы… Ситуация хуже некуда, и решаема ли она — пока не ясно.
— Те твои друзья… из полиции… они могут помочь? — с надеждой спрашивает она, намекая на парней, которые пришли на помощь в той истории с подстреленными мною мексиканцами.
— Нет, — оставляю окурок в пепельнице и засовываю руки в карманы.
Она следит за каждым моим движением. Это неимоверно бесит и раздражает.
— Что-то ещё, Смит? — сердито интересуюсь я, непрозрачно намекая на тот факт, что ей пора.
— Не терпится выставить меня за дверь? — злится, делая шаг навстречу.
Испепеляет меня своими глазищами так, словно надеется выжечь во мне дыру.
— В точку, — невозмутимо соглашаюсь я, глядя на неё сверху вниз.
Какая она всё-таки мелкая. Почти на голову ниже.
От обиды и досады непроизвольно закусывает нижнюю губу. Я иду к шкафу и достаю чистую футболку. Надо валить отсюда, иначе всё закончится очень плохо.
— Рид, мы можем спокойно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Не можем, — мрачно перебиваю её я.
— Нам нужно поговорить, слышишь? — раздаётся совсем рядом.
— Нет, не нужно, — сквозь зубы спорю я.
Расправляю футболку и разворачиваюсь.
— Не уходи опять, — эти её слова пропитаны глухой тоской. — Умоляю, не уходи.
— Что тебе надо от меня, Смит?
*****, как я устал от всего этого. Даже просто видеть её, находиться в одной комнате — невозможно. А потому делаю то, что всегда работает безотказно: пытаюсь задеть её гордость и самолюбие.
— Никак не успокоишься? Не в состоянии держаться от меня подальше? — окидываю её презрительным взглядом. Потому что вспоминаю то, от чего кровь по венам стучит раскалённой жижей.
— Не в состоянии, — зачем-то признаёт она, делая ещё один шаг вперёд, почти не оставляя между нами свободного пространства. Смотрит прямо в глаза. — Мне кажется, то, что происходит в последнее время — неправильно.
Смешно слышать от неё эти слова.
— Да неужели? — прищуриваюсь я и криво улыбаюсь.
Он и она.
— Мне плохо без тебя, — тянет свои руки к моему лицу, касается скулы.
Твою мать. Вот какого чёрта она всё усложняет?
Кожа под её пальцами горит, и я, не сдвинувшись с места, молча жду, чем закончится это её представление. Часть меня хочет немедленно отодрать её руки от себя, но та, другая, всё ещё реагирует на эту девчонку иначе. И ничего с этим поделать я не могу.
Он и она.
Дженнифер дрожит, цепляется пальцами за мою футболку. Смотрит так, словно вот-вот расплачется. И это вообще не поддаётся никакой логике.
Ненавижу её…
— Я чувствую, всё не так, как должно быть, понимаешь ты или нет? — горячий, отчаянный шёпот прямо мне в губы.
И меня накрывает. Оглушает. Выворачивает наизнанку от того, что она зачем-то лжёт напропалую.
— Да что ты! — люто ору я.
Не церемонясь хватаю её за руки и припечатываю к шкафу.
Сверху сыпятся книги и какая-то мелочь.
— И когда конкретно ты это поняла? — вкрадчиво спрашиваю в самое ухо и позволяю себе снова втянуть носом запах её волос. — Дай угадаю: когда легла под него?
Она закрывает глаза словно от пощёчины, но, слава богам, не пытается отрицать очевидное и строить из себя ещё бОльшую дуру.
– ******, какая ты дрянь, Смит, — качаю головой.
— Рид… я просто…
— Заткнись! — ощутимо встряхиваю её, с силой сдавливая хрупкие плечи. — Хватит уже, замолчи…
Придушить бы её прямо здесь. Сомкнуть руки на нежной коже тонкой шеи…
— Как провела выпускной, сука? — грубо сжимая пальцами подбородок, зло интересуюсь я.
Ярость дурной пеленой застилает глаза. Ещё немного и я совсем перестану себя контролировать. Разнесу всё вокруг на щепки к дьяволу, и ей точно не уцелеть после.
— Я… — она заходится паникой, судорожно сглатывая, и я бью кулаком, оставляя вмятину в стене.
Зажмуривается и вздрагивает всем телом.
А я вспоминаю… опять…
Клуб «Руно». И черти меня дёрнули пойти туда той ночью…
Я выпил. Много. Хотел найти её, поговорить. Разобраться с тем, что происходит между нами. Мне вдруг до одури захотелось убедиться в том, что она всё делала нарочно, мне назло. Не знаю зачем, но после того, как они якобы случайно оказались вдвоём в школьной туалете, мне это нужно было как воздух.
И если в первые минуты после увиденного я чувствовал лишь окутавшую разум чёрную ненависть, то в последующие несколько часов, я вдруг задумался о том, что она была права: я сам в какой-то степени виноват. Безжалостно оборвал с ней нашу связь, смешал её с грязью, хотя при этом сам же вёл себя ничуть не лучше: притащил в дом Сэнди, не стеснялся в выражениях, унижал, оскорблял. Так стремился доказать себе, что она — просто блажь, не замечая очевидного: Дженнифер действительно нужна мне. Она, чёрт возьми, так сильно мне нужна…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})