Кетти Слейк - Лунная дорожка счастья
На какой-то момент она с приятным чувством вспомнила праздники у Хейла дома, элегантных гостей с утонченными манерами и дорогими украшениями, прекрасно сервированные столы, всю ту чудную атмосферу, его вращение в театральных кругах, кругах художников. Потом она подумала о длинном списке его женщин, которые одна за другой сменяли друг друга.
— Волнение, очарование и пробуждение на несколько дней в Лас-Вегасе, — немного резковато переспросила она.
Хейл отпустил ее руку, но все еще нежно смотрел на Кристину.
— Мы только попробуем, Тина, а все остальное зависит только от тебя. Ведь ничего хорошего не получится, если ты этого не захочешь так же, как и я. Но не взирая ни на что, приглашение остается в силе. Двое друзей вполне могут вместе поехать отдохнуть в Лас-Вегас и, возможно, стать еще большими друзьями. Теперь твоя очередь, Тина.
То, как он ее называл, вновь приближало прошлое. Правда, что он всегда хотел ее, правда, что и ее тянуло к нему, хотя и не так уж сильно. Неужели Хейл дожил до того времени, когда его уже не привлекает возможность каждый день менять подружек? С каких это пор дружеские отношения и просто проведенные вместе дни для него стали так же важны, как и секс?
Она посмотрела на его холеную внешность, его бесспорное очарование и засомневалась в своих предположениях, как засомневалась и в том, что он ей сказал. Кристина посмотрела на часы.
— Я лучше накрою на стол и закончу с салатом. Она встала, и Горнист, лежавший у ее ног, проводил Кристину на кухню.
Ужин удался. Роскошный бефстроганов, светлое «Бургундское» и легкая застольная беседа. Хейл болтал о новом чарующем сопрано в Павильоне музыкального театра Лос-Анджелеса, о выставке Дегасов в Музее искусств, открытии новой галереи около его магазина, о блестящем выступлении Бергмана в театре Амундсона, обеде у Часенов, вечеринке у Мэг и Говера.
Кристина понимала, к чему он клонит, хотя его рассказы были очень увлекательными, и он не говорил ни о чем конкретном. Она не могла отрицать, что панорама, которую он развернул перед ней, была весьма соблазнительной. Хейл дразнил тем, что заставляло забывать ужасы, преступления и грязь в метрополитене. Его рассказы отметали все это, как неприятные мелочи.
Неужели пора было возвращаться к прежнему образу жизни? И возвращаться к Хейлу? Прошлых отношений не вернуть, и обычная дружба сейчас между ними уже невозможна. Но вправе ли она посвятить себя кому-то другому.
Смерть Дэвида, ее печаль и болезнь убили в ней все желания и чувства. Ей с трудом верилось, что ее истощенная плоть когда-нибудь даст о себе знать, настолько глубоко все это было похоронено. И давно не знавшая радость любви постель не вызывала у нее никаких мыслей о сексе.
Кроме того, было что-то неуловимое в самом Хейле, что всегда казалось ей немного неприятным… Какая-то жадность? Да нет. Она никак не могла этого сформулировать. Просто все выглядело так, будто он никогда не был удовлетворен тем, что имел; он хотел и должен был иметь еще больше, иметь все. Даже в том, чем он щедро одаривал, проступала какая-то ненасытность.
Все это какое-то странное самоутверждение ее очень беспокоило.
Кристина была уверена, что не готова стать женой султана.
Хейл спокойно положил вилку и нож на тарелку, вытер салфеткой рот и довольный откинулся на спинку стула.
— Замечательно, дорогая. Это был царский ужин.
— Боюсь, что десерта не будет.
— Не обязательно. И почему я не подумал о ликере после ужина?
Кристина заглянула в буфет.
— У меня, по-моему, здесь есть немного бренди.
Она достала бутылку «Кристиан Бразерс» и пару миниатюрных бокальчиков.
— Это замечательное вино, — сказал Хейл с нежной улыбкой.
Он вытянул ноги и зажег свою благоухающую сигару, пока Кристина разжигала огонь в камине. Когда она села и взяла свое спиртное, он приподнял бокал.
— За тебя, Тина. Ты прекрасно перенесла все тяготы жизни. Я действительно очень за тебя беспокоился. Хотел помочь, но ты решила справиться сама. Не был уверен, что у тебя это получится, но ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, Хейл. Очень долгое время я и сама не была в этом уверена. Ведь когда твоя жизнь разбивается, у тебя нет возможности отрепетировать спасение. — Она бросила на него короткий печальный взгляд и отпила бренди. — Мне не хотелось перекладывать на тебя все свои беды.
Он отбросил извиняющийся тон.
— Ты проделала одна трудный путь, но, я думаю, что мог бы помочь тебе сейчас… Хоть чем-нибудь, Тина. Я не смог забыть тебя и никогда не думал о тебе, как о принадлежащей кому-то другому. Ладно. Все в порядке, — сказал Хейл, и, перехватив ее напряженный взгляд, перевел разговор на другую тему.
Кристина и не заметила, как стала рассказывать ему о жизни в этой пустыне, о том, как она нашла Горниста, о догадках Барта Девлина насчет кости, которую нашла собака, и об исчезновении Фрэда Бегли.
Здесь его брови приподнялись.
— Рискованно жить в таких забытых Богом местах, как это. Но ты не беспокойся, наверняка есть какие-то мирские объяснения всему этому. Может быть, кость не этого старика.
— Кэл Хокинс тоже так говорит, и, в конце концов, это было давно и не имеет ко мне никакого отношения.
— Кэл Хокинс прав, кто бы он ни был.
— Они с женой расположились в Монументе; мы видели их трейлер, когда останавливались открыть ворота, помнишь? Они замечательная пара. Они простые люди.
— Мужчина, который любит свою жену, — замечательно, — сказал Хейл и закрутил свои усы, придав им забавную форму. — Я боялся, что у моей привязанности есть соперник.
— Он не в моем вкусе, — усмехнулась Кристина.
— А есть еще кто-то, а? — настаивал Хейл, видя ее шутливый протест. — А как насчет этого бродяги? Он в твоем вкусе?
— О небо! — вздохнула Кристина. — Даже если бы он и был в моем вкусе, я совершенно его не интересую. Для него не может быть ничего приятнее, как увидеть меня, покидающей это место. Он считает, что я оскверняю его драгоценный Монумент.
Хейл засмеялся.
— Этот Пигмалион действительно никогда не променяет макушки этих заброшенных гор на такую хорошенькую девушку. У него, должно быть, ужасный вкус.
Их старые взаимоотношения, похоже, стали налаживаться, и Кристине нравилось подшучивать над Хейлом. Когда их разговор перешел в игру «помнишь, когда», она ощутила, что ей уже не так больно вспоминать Дэвида. Возвращение в прошлое было больше приятным, чем болезненным.
Наконец, Хейл посмотрел на часы.
— Половина двенадцатого. Похоже, мне пора, Тина? — многозначительно сказал он в надежде, что ему возразят.
