Виктория Клейтон - Танец для двоих
Когда на следующий день я попыталась сама приготовить рыбу, она получилась жирной и покрылась черными горькими пятнами. Миссис Шиллинг забрала остатки домой и скормила коту. Кота звали Тибби, он не знал, что за чудо-рыбу сожрал. Дэниел рассказал как-то, что осетр дает черную икру и рыбий клей.
Обнаружив пробелы в моем образовании, Дэниел принял решение обучать меня. Он дал мне книги и попытался систематизировать мои знания. Он рассказал мне о том, что Земля движется вокруг Солнца, о том, кем был святой Фома Аквинский, и о том, что такое Тридцать Девять Параграфов [14]. Когда Дэниел готовил, то всегда приглашал меня попробовать, как будто я могла научиться, пробуя его стряпню. Я проглотила огромное количество еды, но мои кулинарные навыки оставались на том же уровне.
Мы серьезно расходились во взглядах на литературу. Моим любимым писателем был Чарлз Диккенс. На книжной полке в моей комнате стояло полное собрание его сочинений наряду с «Принцессой и гоблином», «Джен Эйр» и «Анной Карениной». Дэниел презирал Диккенса. Он называл его дешевым писакой. Дэниел цитировал Троллопа [15], который говорил о Диккенсе: «мистер Народное Настроение». Мы долго спорили, стоит ли считать популярность признаком посредственности. Дэниел соглашался, что некоторые пассажи из романов «Наш общий друг» и «Холодный дом» содержат запоминающиеся моменты, но «Лавка древностей» вызывала его насмешки. Дэниел говорил, что несомненной заслугой Диккенса перед человечеством была бы смерть маленькой Нелли в бочке с сиропом, на самой первой странице. Мне нравилось спорить с Дэниелом. Он был единственным, кто считал меня достойной серьезно поговорить о литературе. Он был первым, кто выслушивал мое мнение и считался с ним. Я была глубоко тронута, хоть и не подавала виду.
Глава 4
Жизнь на Толгейт-сквер, сорок шесть удивительным образом отличалась от всего того, что происходило со мной до сих пор. Мои мысли были полностью поглощены происходящим в доме. Было совершенно очевидно, что Дэниел являлся центральной фигурой. Мы радовались, когда он приходил, грустили, когда уходил. Смеялись, когда у него было хорошее настроение, и плакали, когда оно было плохим. Я не понимала почему. Может быть, потому что он был владельцем дома, или потому что был единственным мужчиной, окруженным несколькими женщинами, или потому что его характер был самым сильным. Дэниел никогда не пытался привлечь наше внимание, напротив, всегда был молчалив и держался особняком. Бывало, он не попадался нам на глаза в течение нескольких дней. Я знала, что он дома, только потому, что слышала его кашель. Иногда, когда ему было особенно плохо, он мог кашлять всю ночь напролет. Кашель изнурял его. Но Дэниел, обычно столь шумный, если что-то его раздражало, был на удивление тихим, если это касалось его здоровья.
— Он снова не спал ночью, — сказала миссис Шиллинг в субботу утром, за несколько дней до Рождества. По субботам мы обычно собирались на кухне посплетничать. Тиффани, я, а иногда и Вероника садились за стол и пили морковного цвета чай миссис Шиллинг.
— Он просидел всю ночь в кресле. Это все чертов восточный ветер. Я сказала ему: «Фогг, если в твоей голове осталась хоть капля мозга, обмотай грудь чем-нибудь теплым, когда будешь выходить на улицу!» Он повернулся ко мне и сказал: «Не лезь не в свое дело!» Он был желтым и изможденным. Я видела, как ему плохо. Но он не собирался в больницу. Мне кажется, он боится докторов. Я сказала: «Хорошо, я надеюсь, ты доверишь мне заказать цветы для твоих похорон». «Не стоит беспокоиться. У тебя есть дела поважнее», — буркнул он сердито и ушел, надев на себя старый потрепанный пиджак.
Миссис Шиллинг засмеялась. Удивительно, с какой терпимостью она относилась к причудам Дэниела. Казалось, она смогла бы пожертвовать для него самым дорогим.
На Рождество я поехала в Ричмонд. Моя тетя на время пробуждалась от своей обычной спячки и устраивала шумные гулянья для друзей и знакомых. Тиффани поехала к родителям в Йовил. Я хотела пригласить Веронику, но подумала, что она пожелает остаться дома наедине с Дэниелом.
Вернувшись после рождественских праздников, я увидела, что Вероника изменилась. В ее глазах появилась надежда. Вероника рассказала, что пришла домой утром, после рождественской мессы, и собиралась испечь куриные крылышки и разогреть пирог. В холле Вероника встретила Дэниела. Он пригласил ее разделить с ним праздничный обед. Стол уже был накрыт на двоих. На белой скатерти красовалась посуда восемнадцатого века, сверкало серебро и хрусталь. Дэниел приготовил куропатку с красным картофелем и клецками и маленькие марципановые пирожные на десерт. Он сказал, что очень любил их в детстве, когда жил в Баварии.
— Я ни разу не слышала, чтобы он говорил о своем детстве. — Глаза Вероники стали влажными. — Дэниел рассказал, что кухарку в доме звали Мина. Он, бывало, привязывал концы ее фартука к ручкам шкафа, а в постель подкладывал гвозди. Когда он смеялся, вспоминая об этом, я отчетливо видела вредного маленького мальчишку. Его глаза сверкали. Но затем он поведал мне, как спасал жуков и пауков от наводнения. — Вероника вздохнула. — После обеда мы играли на рояле. Техника исполнения Дэниела гораздо лучше моей, но я неплохо читаю ноты с листа. Мы играли пьесы Шуберта.
— Как здорово. Я понятия не имела, что ты умеешь играть.
— Бабушка считала, что умение играть на рояле необходимо молодой леди. Она заставляла меня заниматься часами. Дэниел нашел мою игру довольно обнадеживающей. Он сказал, что я чувствую музыку. Я хочу взять несколько уроков. — Помолчав минуту, она продолжила: — Когда я сказала, что мне пора, что не хочу злоупотреблять его гостеприимством, он встал, поклонился, поцеловал мою руку и поблагодарил за го, что я помогла ему пережить один из самых неприятных дней в году.
Вероника снова вздохнула:
— Сегодня, когда я столкнулась с ним в холле, он посмотрел так, словно не узнал меня… Некоторые люди непостижимы!
— Непостижимы! — согласилась я. — А Дэниел более, чем кто-либо другой. В этом, наверное, и заключается его привлекательность.
Я выпалила эту тираду, не подумав. Вероника выставила руки вперед, отвергая саму идею.
— Все это не имеет значения. Мы оба с ним одиночки, волею судьбы живущие в одном доме. Мы даже не друзья. Если Дэниел предпочитает такие отношения, я не имею ни малейшего желания что-то менять. Мы привыкли к подобной жизни и, я надеюсь, уважаем друг друга за это. — Она засмеялась. Ее заявление звучало довольно неубедительно. — Давай поговорим о чем-то более интересном! Как ты отпраздновала Рождество?
