Виктория Клейтон - Танец для двоих
— Очень часто, когда жарко, — начала я, но, увидев выражение лица Вероники, быстро поправилась, — я мечтаю не носить под платьем белье.
— Однажды, спустя три месяца после нашего знакомства, Грегори сказал, что не может больше сдерживать свои сексуальные фантазии и боится натворить что-то ужасное, о чем впоследствии будет жалеть. Он почти плакал. Я поняла, какой была эгоистичной. Было несправедливо заставлять его так страдать. Могли ли мои сомнения сравниться с его муками? Я отдалась ему. Прошло несколько дней. Кто-то сказал, что в офисе сегодня вечеринка — Винс покидает фирму. Он собирается жениться. Казалось, женщины находили это забавным. Наконец-то Винс попался. Он заводил интрижки и всегда говорил, что женат. Таким образом Винс давал понять, что дальнейшие отношения невозможны.
— Подлец! — Я чувствовала жалость, глядя на потемневшее лицо мисс Барлэм.
— После предательства Винса я не могла думать о нем без содрогания. Он разрушил остатки уверенности, которые все еще теплились во мне. Я приняла решение. Я приняла его сознательно. Лучше мне совсем обойтись без мужчин, если я не умею разбираться в них.
— Какая жалость. Все совершают ошибки. Мужчины в том числе.
— Я знаю. Но мое время прошло. Я слишком стара и не гожусь для романтических отношений.
— Послушай… — Я замолчала, не смея спросить о Дэниеле Фогге. — Дом, в котором мы живем, — очень романтичное место. Когда я рассказала, что здесь нет электричества, все подумали, что я пошутила. Они не понимают, как это чудесно — укрыться в тишине от уродства современного мира. Иногда я представляю себя героиней романа. Клариссой[10], например, или Энн Элиот[11].
— Дэниел не похож на капитана Уэнтуорта [12]. У него больше общего с мистером Рочестером.
— А я вижу его сходство с месье Полем Эммануэлем [13]. — Вероника покраснела до кончиков волос. Ее глаза засверкали. Она нечаянно выдала свой секрет.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду: пылкий и саркастичный, неимоверно требовательный во всем. Но месье Поль был маленького роста и некрасив. А Дэниел… Я нахожу его довольно привлекательным. У него необычная внешность. Он похож на Христа в изображении старых мастеров.
— Да, его вид говорит о внутренних страданиях. О, он так хорош!
Правду говорят: любовь не только слепа, но и глуха. Мне казалось, что в большинстве случаев Дэниел сердился совершенно напрасно. Он побаивался, как он говорил, женского засилья. Как-то Тиффани забыла в ванной колготки. Дэниел пришел в бешенство. Он заорал так громко, что напугал Жозефину. Обезьянка от страха спрыгнула с его плеча и забралась на высокий платяной шкаф. Понадобилось почти полчаса, чтобы выманить ее оттуда. Миссис Шиллинг выбросила зрелый камамбер, он выпал из тарелки, и воздух в кладовой был испорчен. Вопли разъяренного Дэниела были слышны на другой стороне улицы. Тиффани купила на барахолке цитру, заплатив пятьдесят пенсов. Она объяснила, что сделала покупку в приступе тоски по детству. В те годы игра на цитре была неимоверно популярна. Мы сидели вдвоем, играли и пели нестройными голосами. Дэниел ворвался в комнату, рванул оконную раму и выбросил цитру на улицу. Он помирился с Тиффани на следующий день, когда оба успокоились, но сказал, что если мы еще раз устроим такой невыносимый шум, как будто сотню котов одновременно тянут за уши и хвост, то он и нас выбросит из окна. Одна из любимых поговорок миссис Шиллинг — нет худа без добра. Будучи в хорошем настроении, Дэниел пригласил нас в гостиную. Там стоял рояль. Целый вечер Дэниел играл Моцарта и Гайдна. Он сказал: нам нужно понять, что такое настоящая музыка.
Приступы меланхолии могли длиться у Дэниела неделями. Тогда его лицо напоминало физиономию гоблина со страниц детских книг. Но тучи мгновенно рассеивались, если кому-то удавалось его развеселить. Меня он почему-то находил особенно забавной. Я не понимала почему. Мне нравилось быть источником радости для моих друзей-мужчин, но раздражало быть объектом насмешек. Дэниел никогда не подшучивал над Вероникой. Он всегда называл ее почтительно «мисс Барлэм» и относился к ней с мягкостью и некоторым оттенком недовольства. Он не мог скрыть это в минуты, когда ловил на себе ее взгляд, полный обожания.
Когда Дэниел был в хорошем настроении, его лицо выглядело романтическим, но немного зловещим, как у монгольского принца-воителя. У него был орлиный нос и смуглый цвет лица. Черные глаза, казалось, метали молнии. Очень скоро в разговоре со мной Дэниел принял поучительный тон.
В тот день, в первый день октября, когда я обнаружила, что придется готовить самой, я не успела ничего купить. Если бы не Тиффани, которая угостила меня одной из своих котлет из брюквы и ореха, мне пришлось бы идти спать голодной. На следующий день я отправилась за покупками. Галерея, в которой я работала, находилась в районе Белгравиа. Там можно было купить все что угодно, кроме еды. После длительной прогулки пешком я нашла рыбный магазин. На прилавке рядами лежала рыба самых экзотических сортов. Некоторые сорта были мне неизвестны. Голубые лобстеры шевелили щупальцами, живые устрицы сверкали во льду, мертвые глаза меч-рыбы тускло мерцали. Очевидно, этот магазин снабжал свежими морепродуктами прилегающие рестораны, так как все покупатели были мужчинами и приобретали морепродукты в огромных количествах. Я смотрела на серебристые чешуйчатые силуэты с опаской. Мне трудно было представить, что я буду с ними делать. Продавец был крайне нелюбезен. Я спросила, какая рыба самая лучшая. Он увидел мое смятение и предложил купить осетра. Я думала, что осетр — это маленькая светящаяся рыбка, лежавшая на прилавке, но это оказалась чуть ли не самая большая рыба в магазине. Когда продавец завернул рыбу, я спросила, сколько она стоит. Цена равнялась моей недельной зарплате. Было слишком поздно отказываться, мне пришлось заплатить. Я успокаивала себя тем, что рыба полезна для мозга, который был, без сомнения, моим слабым местом, и что этим чудовищем я смогу питаться целую неделю. Я ехала домой в автобусе. Голова осетра с длинным конусообразным носом выбралась из пакета. Пассажиры с любопытством поглядывали на меня.
Поздним вечером Дэниел нашел меня на кухне. Я пыталась втиснуть осетра в самую большую кастрюлю. Шкура у рыбы была покрыта шипами. Я испытывала к ней глубокую ненависть. Дэниел, увидев мои полные слез глаза, удержался от язвительных комментариев. Он почистил и порезал рыбу, большим ножом отрубил ей голову. Затем быстро поджарил филе в сливочном масле с петрушкой до появления хрустящей корочки.
