Елена Стяжкина - Купите бублики
Все равно. Гудбай, мальчик. Я засыпаю. Мне снится Игорь Львович в образе Ильи пророка, которого я никогда не видела. Он грозит мне копьем. Я обещаю позвонить ему завтра. Или послезавтра.
После моего сна Марк становится добрым. Я ухлестываю за его пухлыми губами. Он наминает мне бока. Очень хочется кричать и смеяться. Поэтому на Востоке часто рождаются дети.
— Марк! — кричу я. — Марк!!!
— Наконец-то, — вздыхает он.
Работа над ошибками состоялась. В следующий раз я прокричу что-нибудь уже вначале. К черту дурацкие родственные отношения. Я их не заслужила.
— Давай купим тебе что-нибудь?
— Машину, квартиру, дачу и купальник, — оживилась я.
Мы едем в «Вафи». Это дорогой магазин европейской моды. Европейской, потому что я еще не успела полюбить паранджу. А в Эмиратах в моде намордники, железные маски. Бывают золотые. Я их пока не хочу.
— Купи мне платье от Лиз Клайберн. Всего сто долларов. — А что, вполне приемлемая цена. Я волнуюсь. — Или дорого?
В глазах у Марка смесь изумления, презрения и нежности. Мне стыдно.
— Ну и вообще, оно плохо на мне сидит, — виновато говорю я.
— Эту Клайберн шьют на Шри-Ланке, — Марк вталкивает меня в следующий бутик, придирчиво оглядывает вещи, снимает пару костюмов, платье и вешает на плечи индианке с татуировкой на руках.
— Это настоящая? — спрашиваю я и завороженно смотрю на руки продавщицы.
— Это йод и мастерство, — Марк заводит меня в примерочную и говорит: — Купальник выберешь сама.
Я плохо соображаю, хорошо мне или нет. Хорошо. Красиво. Но это не я. Несколько шмоток стоят две с половиной тысячи долларов. Но я не Золушка. Я — принц и нищий. А в душе пират. Я не хочу его благодарить. Во мне просыпается советская женщина. Нас так дорого не купишь. Продаемся только по дешевке. На рубль десяток. Осталось только развести его с Юшковой. Неужели это я?
Мы гуляем по базару возле «Интерконтиненталя». По уму это называется «торговый центр Дубаи». По всему остальному мы встречаем Лауру, которая торгуется за майки «Найк». Она хочет купить их по четырнадцать дирхамов. О чем и кричит на русском языке. Это выглядит так:
— Нет, мистер, мы так не договаривались. Слышь, мистер, — она сует улыбающемуся продавцу под нос калькулятор «Электроника», — четырнадцать. Как это по-вашему, фортин. Ферштейн?
Продавец счастлив. Так много одной женщины и эмоций. Я вижу, что он уступит непременно, но не скоро. Ему дорого общение. Он, можно сказать, гурман.
— Мистер, ты не лыбься, — кричит она, — я в Томске их больше пяти долларов не продам. А дорога? Давай, дорогой, по-хорошему. Фортин, да? Ты вот подружке моей отдал, а мне не хочешь.
— Вам помочь? — вежливо спрашивает Марк.
— Да скажи ты этой сволочи, что я отсюда просто так не уйду. Пока не отдаст.
Марк тарахтит, обращаясь к лавочнику. Тот шепелявит в ответ. У них разный английский. Но они понимают друг друга. Улыбаются.
— Лаура, он хочет с тобой выпить кофе. Ты как?
— Ах, кофе, — понимающе улыбается Лаура. — Так скажи — запросто. Только пусть потом не обижается. А маечки сейчас отдаст. А вы заберете? А?
Марк быстро переводит. Араб согласно кивает, и мы, нагруженные маечками, отбываем в отель «Интерконтиненталь». Негр-портье сладко улыбается. В городе — повышенная влажность. У меня мокро везде. Я тоже улыбаюсь. Я хочу негра. Мне нравится слово «истома». Истома… Я выворачиваюсь из-под руки Марка и смотрю ему в глаза. Ждет. Но не меня. В душе он не трет мне спинку, потому что мгновенно засыпает, едва коснувшись головой подушки. Я мечтаю о жизни. О маечках. О лошадях. О холодном шампанском. О негре в ресепшн. Марк не ворочается. Он лежит на спине и уже полчаса что-то бормочет во сне. Вдруг начинает орать:
— Нет! Нет! Нет! Не хочу! Мамочка, как мне больно.
Он вздрагивает всем телом и открывает глаза. По лбу струится холодный пот.
— Воды, водки, — тихо просит он.
Он достает пару таблеток, запивает их водой. Долго держит стакан с водой в руках:
— Может, ты тоже выпьешь?
— Давай, пива.
Как это по-русски. По-европейски. Я радуюсь выбору.
— С водочкой? Ершик?
Я киваю. Боевой медицинский напиток. Для среднего медперсонала. Мы молча, не чокаясь, выпиваем.
— Что за таблетки? — осторожно интересуюсь я.
— Так. Транквилизаторы.
— Релашка? Может, с водкой не надо? — Меня охватывает чувство брезгливости.
Это не те страсти, на поводу у которых нужно ходить.
— Дело в навыке, — улыбается Марк.
Я со страшной силой хочу негра. Приходится брать Марка. Секс — хороший релаксант.
— У меня послезавтра день рождения, — устало сообщает Марк.
— А завтра? — мне почему-то обидно. Я — не подарок.
— Поедем на море. Хочешь? — спрашивает Марк. — А вечером я по делам.
— Оружие продаешь? — Я так и знала, что вляпаюсь в историю.
— Покупаю, — улыбается Марк.
Я выхожу на балкон. «Нич яка мисячна, зоряна, ясная. Видно, хоч голки збирай». Месяц висит надо мной, как долька арбуза красовалась бы на тарелке. По-другому здесь все. В моем небе он выглядывает как из-за угла. Здесь — хозяйствует. Арабы не накидали иголок. Собирать нечего.
Утром в холле Лаура рассказывает теще «махровой футболки», что такси нужно брать желтенькие, потому что они со счетчиком. А если такие не попадаются, сразу говоришь, сколько заплатишь. Женщины сходятся в мысли, что дурят везде, и вздыхают. Мы едем на желтеньком такси на пляж отеля «Чикаго». Марк не признает бесплатных удовольствий. Мне все равно. Я ему верю.
На пляже нам выдают белые полотенца и зонтики. Кроме нас с Марком, здесь еще два русских дурака. Жарко.
Мы лежим на топчанах, повторяющих изгибы тела. Моего, во всяком случае. Почти у ног плещется Персидский залив. Похожий на карте на предмет особой мужской гордости. Вода в нем соленая и выталкивает всех, как мячики. В Персидском заливе полно правоверных трупов, зачем ему чужаки? Жара распекает и размаривает.
— Тебе нравится здесь? — спрашивает Марк.
— Да, все хорошо.
— А жить? За всю историю Эмиратов только одному неверному дали гражданство. Он спас шейха, когда перевернулась лодка. Мусульманам не положено плавать.
— Побежали, — лениво говорю я.
— Куда?
— Топить шейха. Сначала я утоплю — ты спасешь. Потом ты утопишь — я спасу.
— Это будет не гражданство, а минус две смертные казни.
— Давай попробуем, — мне больше нравится молчать.
Молчим. Не спим. Потеем. На коже высыхает соль. Марк похож на маскхалат. Умные туристы не купаются в заливе. Для этого существуют бассейны. Али Гуссейн — человек-бассейн. Здесь все улицы «али». Али Мохаммед, Али Джафар. Будет улица «Али Марк».
