Елена Булганова - Срочно требуется семейное счастье
– Я нашла папу, Эля. Он в больнице, в реанимации. Приезжай скорее. Мне без тебя не справиться.
– Николай, распусти людей по домам, – отдала новое распоряжение Эльвира. – И сам иди досыпать. А мы с Марусей поедем.
– Отвезу вас, – кратко, не принимая возражений, сказал Николай. – И охранников наших возьму на всякий случай. Мало ли что ночью на дороге может случиться!..
Через полчаса Эля была в приемном покое. Больницу, старенькую, облезшую, она помнила с детства и была о ней далеко не лестного мнения. Мать, совершенно потерянная, бродила по коридору. Она бросилась навстречу дочери, крикнула нервно:
– Слава богу, ты приехала. Со мной тут никто не хочет говорить!
Эльвира осмотрелась. В приемном покое никого не было, только сидела на табуреточке у входа древняя старушка в кацавейке, которую сложно было заподозрить в причастности к медицине. Но Эля все-таки подошла к ней, спросила:
– Скажите, какой врач сегодня дежурит в кардиологии?
Старушка с минуту таращилась на нее, как разбуженная сова. Потом сказала:
– Так Вовочка Астахов дежурит. А вам, дама, на что?
– Могу я с ним немедленно переговорить?
– Так не можете ж, конечно, – еще больше изумилась старушка. – Утром приходите, вот и погутарите с ним.
Эля тяжело втянула в себя воздух. Немедленно рядом с ней возник Николай, осторожно взял шефиню за плечи:
– Позвольте, Эльвира Ивановна, я со всем разберусь.
Эля отошла к матери, присела рядом с ней на облезлый дерматиновый диванчик. Через пару секунд мимо нее с озабоченным видом протрусила старушка. А еще через пятнадцать минут появился заспанный мужчина лет сорока. Вид у него был самый недобрый, а из-за обильной щетины – несколько бандитский. Даже белый халат не спасал.
– Кто тут меня спрашивал? – буркнул он и встал напротив Эльвиры, не дожидаясь ответа.
– К вам полтора часа назад привезли моего отца, Ивана Сергеевича Мухина, – глядя ему прямо в глаза, отчеканила женщина. – Могу я узнать, какая помощь ему была оказана?
– Проведен ряд реанимационных мер, – пожав плечами, скучно проговорил кардиолог. – Сейчас больной стабилен, переведен в палату. А уж анализы и все такое – это завтра, в дневное время.
– Хорошо, – кивнула Эля. – Но это не понадобится. Я хочу завтра же на рассвете перевезти отца в другую клинику. Скажите, что для этого понадобится? Нужно ли заказывать реанимобиль или можно везти его на обыкновенной машине?
– Боюсь, ничего не выйдет, – равнодушно передернул плечами Астахов. – Я сказал, что ваш отец стабилен, но это вовсе не означает, что он транспортабелен. По крайней мере, в ближайшие два дня. Ваш отец только что чудом избежал смерти.
– Хорошо, тогда через два дня, – не стала спорить Эльвира. – Скажите, что вам понадобится, чтобы в эти два дня оказать отцу полноценную помощь? Лекарство, оборудование? Говорите, вам все доставят в ближайшее время.
Хирург словно вынырнул из своей глубокой спячки, встряхнулся. Что-то похожее на усмешку появилось в его узких глазах.
– Соблазнительно, дамочка, – сказал он. – Под ваше щедрое предложение я бы много чего мог попросить. Ну да я человек честный. Для вашего папы у нас есть все необходимое. Более того, ни здесь, ни в самой навороченной клинике ничего кардинального для вашего отца сделать не смогут. Крайне запущенная болезнь сердца. Непоправимый случай. Так что не питайте иллюзий.
Эля быстро оглянулась: не услыхала ли мать? Но рядом с матерью сидела Маруся, обнимала ее за плечи, шептала что-то на ухо. Тогда Эля перевела на врача полный холодного презрения взгляд и сказала:
– Нет!
– Что – нет? – не понял тот.
– Вы ошибаетесь. Существуют самые продвинутые технологии. Пересадка сердца, в конце концов. Хирурги с мировыми именами. Так что говорите только о своей больнице.
– Ошибаетесь, дамочка, – с веселой злостью проговорил врач. – Все это, без сомнения, существует. А только люди все равно не стали бессмертными, даже если у них денег куры не клюют. Природу не обманешь. Вашему отцу жить осталось не больше трех месяцев. С вашими деньгами и амбициями – пять.
Повернулся и пошагал прочь по коридору, даже спиной выражая непоколебимость своей правоты.
Утром Эле удалось пройти к отцу. Он лежал в трехместной палате. В первый момент ей показалось, что отец в глубоком обмороке. Уж слишком белое и неживое было у него лицо. И когда он успел так похудеть и посереть? Правда, Эля последний месяц не видела отца, но мать ничего не сообщила ей о признаках наступающей болезни. Эльвира уже собралась немедленно звать на помощь персонал, но тут отец открыл глаза. И слабенько кивнул ей. Дрогнули губы в попытке улыбнуться. Эля поспешно опустилась на подставленный к койке стул.
– Здравствуй, дочка, – негромко выговорил Иван Сергеевич. – Молодец, что пришла. Думал о тебе. Когда не спал.
Говорил отец короткими фразами, словно на длинные ему не хватало воздуха.
– Как мать?
– Волнуется, – вздохнула Эля. – Нас вдвоем к тебе пока не пускают. Но там с ней Маруся, так что все в порядке.
Отец слабо шевельнул ладонью, Эля догадалась, что он хочет взять ее за руку, подсунула свою ладонь под нервно теребящие одеяло пальцы. Отец совсем слабенько пожал ее и произнес:
– Бедная наша девочка…
– Ты ошибаешься, папа, – прошептала Эля, слабо улыбаясь. – Я давно уже не бедная девочка. И я сделаю все возможное, чтобы ты…
– Я не об этом, – перебил ее отец. – Виноваты перед тобой. Бросили тебя в этот мир.
– О чем ты, папа?
На миг Эльвире показалось, что отец заговаривается.
– Мы с матерью – научные крысы, – продолжил он. – Родили себе на старость отраду. Думали, школа и комсомол вырастят. Кто же знал, что так обернется.
– Да что обернется, папа? – даже перепугалась Эля. Неужели отец все-таки бредит? – Все к лучшему обернулось. Не пропала, слава богу. И вам не дам пропасть.
– Мучаемся мы с матерью, – продолжал шептать отец. – То, что одна ты совсем на земле. Что жизни у тебя нормальной нет. Один только бизнес.
– Да вы-то с матерью тут при чем? Разве вы могли знать, что я нарвусь на мерзавца? – в отчаянии проговорила Эля.
– На какого мерзавца? – удивленно приоткрыл глаза отец. – А, ты о том типе, который хотел жениться и жил с другой? Разве в нем дело? Встретила бы другого, вышла бы замуж давно. Если бы не стала нас с матерью тянуть.
– Глупости, папа! – отрезала Эльвира. – В конце концов, мне всего двадцать восемь лет. И согласись, я уже кое-чего достигла. Теперь могу подумать и о семейном счастье.
Но отца ее слова совсем не успокоили. Он едва заметно покачал головой:
– Не станешь думать. Перехотелось тебе – вот в чем дело. Назад пути нет.
