Светлана Демидова - Игрушечное сердце
Дана откинула одеяло и опять испугалась. Она же не брала никакого одеяла! Это уж она точно помнит. В чужом ведь доме… Да и не одеяло это. Плед. Красивый такой, пушистый… А цвет будто у мороженого крем-брюле… И подушка в изголовье… Никаких подушек она тоже не брала. Да и вообще, разве она укладывалась спать на этой кухне?!
Дана напрягла память и вспомнила, что последний раз смотрела на часы поздним вечером и что ноги ее тогда отказывались слушаться… потому… потому что она… напилась чужого вина… А весь день был на нервах, вот ее и развезло… Но тогда выходит, что пледом ее накрыл… Артур… Больше некому. Значит, все же вернулся. Дана отметила, что обрадовалась. Неужели из-за денег? Конечно, из-за денег… ей же совершенно не на что жить…
Она встала с диванчика, одернула платье и в сотый раз порадовалась, что в прошлом году купила стоящую вещь: легко стирается, быстро сохнет, не мнется, хоть ты что в нем делай… А Артур, наверное, еще спит. Поздно же пришел… Глянуть, что ли, одним глазком?
Новый Данин знакомец действительно спал. Он лежал на боку, подложив обе ладони под щеку, как ребенок. Профиль был красив и даже, пожалуй, нежен. Дана удивилась. Днем Артур производил впечатление волевого сильного мужчины, а во сне – прямо как дитя… А что, если напечь ему блинчиков? Впрочем, у него, скорее всего, нет ни молока, ни муки… Живет-то на одних полуфабрикатах…
Дана отправилась на кухню точно таким же образом, каким пришла в комнату, – на цыпочках. Пусть усталый человек еще поспит. Она не станет мешать.
Муку она все же обнаружила в одном из многочисленных шкафчиков, а вместо молока решила использовать кефир, который нашла в бездонном нутре холодильника. Блины у нее всегда хорошо получались. Вовка в хорошие их времена даже шутил, что она может напечь их из опилок.
– Какой за-а-апах! – услышала Дана, когда на тарелке у плиты высилась уже приличная горка блинов. Она вздрогнула, обернулась и почувствовала, что краснеет. Перед ней стоял чужой мужчина в одних трусах. Ну… не совсем, конечно, чужой, но знакомы-то они едва-едва.
– Умывайтесь, – сказала она дрожащим голосом. – Сейчас все будет готово. Теста уже осталось блинчика на три…
– Слушаюсь! – громко отрапортовал Артур, рассмеялся и добавил: – Я не ел домашних блинов уже лет сто, честное слово!
Дана, смутившись окончательно, ничего не ответила, решив вернуться к блинам. А уж он пусть шутит, как хочет. Она и так тут расхозяйничалась без всякого спросу.
Артур вернулся на кухню минут через десять – свежим, душистым, одетым в белую футболку и темно-синие шорты. Одежда делала его похожим на мальчишку. Дана попыталась прикинуть, сколько же ему лет, но так и не определилась. Он все время был каким-то разным.
На блины Артур накинулся с такой жадностью, что пришлось поверить: не едал он домашних и впрямь давно. Дана улыбалась, глядя на это, и подкладывала ему блины один за другим.
– О-о-о-о! – протянул вдруг хозяин квартиры, оторвавшись от еды и подняв вверх указательный палец. – У меня ж есть сырок… упаковочка такая… С блинцами будет просто супер… Ну-ка, где он тут у меня… – Сунул голову в холодильник, порылся на полках и, вынырнув, недоуменно проронил в пространство: – Странно… Позавчера ж купил… даже не открывал еще…
Дана вдруг сообразила, что именно он ищет.
– Ах, сыр… – отозвалась она. – Так он испортился! Стал прямо весь такой… – Молодая женщина неприязненно скривилась. – В черно-синей плесени!
– В плесени… – повторил за ней Артур.
– Ну да! Я и выбросила… Нельзя же такое есть! Отравиться можно… наверное, вам просроченный продали.
Мужчина помолчал немного, потом сказал:
– Ну, вообще-то… он и должен быть в плесени…
– В каком смысле?
– В том смысле… что это сорт такой… с плесенью… Вы что, никогда не ели, например, «Рокфор»? Очень распространенный сыр… Или «Стилтон»?
Дана растерялась. Она вдруг поняла, что сделала что-то непоправимое и Артур прямо сейчас выбросит ее за дверь вместе с недоеденными блинами. Она вспомнила про сыры с плесенью. Конечно же, она про такие слышала и читала, только никогда не ела. И в магазинах не видела. Да и где ж ей их увидеть, если она ходит только в гастроном возле своего дома. Там таких сыров не продают. Все больше «Российский», «Голландский» или, например, «Атлет»… И надо ж ей было взять и без спроса выбросить сыр… особый… деликатесный… Дорогой, наверное… Ха! Вот и попросила денег! Теперь за этот сыр рассчитываться придется…
– Я… я вам куплю другой… или деньги за сыр отдам… только попозже… У меня как раз сейчас нет, но потом будут… Я же работаю. И как только получу зарплату, так сразу и… куплю… – зачастила Дана, потом отвернулась к раковине, чтобы не смотреть ему в глаза, и продолжила: – Вы… вы просто так блины доешьте… без сыра. А я сейчас посуду вымою и быстро уйду… А потом сыр принесу или… лучше все-таки деньги вам отдам, а то вдруг не тот куплю… Я же понимаю, что не должна была выбрасывать, а выбросила…
Она замолчала, не зная, что еще сказать в оправдание, а потому взяла губку для посуды и принялась отмывать от жидкого теста глубокую миску, которую нашла в навесной полке. Теперь казалось, что она и эту миску брать не имела никакого права. И блины не надо было печь. Конечно, Артур, как воспитанный человек, не мог отказаться их есть, но когда выяснилось, что она выбросила его любимый сыр, ему, конечно же, никакие блины в рот не полезут.
Молодая женщина успела только как следует намылить губку, когда почувствовала на своих плечах руки Артура. Она вздрогнула так сильно, что он вынужден был сказать, сжав ее плечи еще сильнее:
– Ничего не бойся… И… и брось ты эту посуду… Есть же посудомоечная машина…
– Я не умею с ней… – пробормотала Дана.
– Ну и не надо, – ответил Артур и развернул ее к себе.
– А как же сыр? – спросила она.
– Да наплевать на этот сыр! Ерунда какая! Другой потом куплю!
– Я вам обязательно отдам деньги… – начала Дана, – и осеклась. Его лицо было так близко, что она зажмурилась, и именно в это время он поцеловал ее прямо в губы своими мягкими губами, еще пахнувшими блинами. Она сжалась от страха в комок, а он продолжал целовать ее лицо, потом шею, потом спустил с одного плеча платье и продолжил свои поцелуи. Дана знала, что с другого плеча спустить платье не удастся, потому что оно очень узенькое, и не могла понять, радуется этому или огорчается. Она вообще не могла определиться, как относиться к его поцелуям. Одно было ясно, как день: денег взаймы у него теперь не попросишь. И даже за выброшенный сыр с плесенью не отдашь…
Через пару минут Дана забыла о деньгах и сыре напрочь, сама обняла Артура за шею и стала отвечать на поцелуи мужчины, которого до вчерашнего дня не видела. Потом и платье как-то все-таки спустилось со второго плеча. Дана не успела этому удивиться, потому что все ее белье тоже каким-то чудным образом съехало с привычных мест, а потом и вовсе куда-то запропало. Незнакомый до вчерашнего дня мужчина тоже вдруг оказался без белой футболки и синих шорт, под которыми, похоже, ничего и не было. А может, и было, но Дана не заметила, куда делось. Зато она четко осознала момент, когда начала прижиматься своим обнаженным телом к такому же обнаженному и горячему телу Артура. Возникла мысль, что поступает она не слишком правильно, но тут же истончилась и растаяла дымкой. Кому какое дело, правильно она поступает или нет! Как хочет, так и будет поступать! А она хочет именно так! Пусть этот человек обнимает ее как можно дольше, а она будет изгибаться в его руках самой податливой лозой, ловить его прикосновения и дарить ему свои. И он будет рад ее ласкам не меньше, чем блинам. А может быть, и больше! Что блины? Их раз – и напек, хоть на кефире, хоть на чем! А так целовать его может только она одна, ведь другой такой Даны не существует в природе. Конечно, есть еще всякие медноволосые женщины, но на них надежда плохая. Если уж они не могут накормить своего мужчину как следует, значит, и ласки у них такие же суррогатные. А она, Дана, знает, что делает. Когда она еще надеялась удержать Вовку возле себя, изо всех сил старалась доставить ему удовольствие в постели. Ну… не получаются дети – пусть любовь будет жаркой, сладкой и неповторимой. Паразит Вовка не оценил и все равно слинял, но Дана изучила мужское тело так, что могла играть на нем, как на музыкальном инструменте. Ох, как давно не было у нее этого инструмента! Какое же ей удовольствие доставляет прикасаться к нему, извлекать звуки. Ага! Вот дыхание Артура уже участилось, а вот и стон… И еще… и еще… Будете, уважаемый, теперь всегда помнить ее, Дану…
