Меган Максвелл - Ты только попроси
– Он твой? – спрашиваю, подходя к нему.
Он пожимает плечами.
Наверное, взял напрокат. С первого взгляда я влюбляюсь в эту шикарную машину. Я нежно ее поглаживаю и чувствую, что он за мной наблюдает.
– Дашь прокатиться?
– Нет.
– Ну, да-а-а-а-а-а-а-а-ай, – настаиваю я. – Не будь брюзгой и дай порулить. У моего отца автомастерская, и, уверяю тебя, я знаю, как обращаться с машиной.
Эрик смотрит на меня, я на него.
Он фыркает, а я улыбаюсь. Наконец он отрицательно мотает головой.
– Покажи мне Мадрид. Если будешь хорошо себя вести, может быть, потом и разрешу. – Я волнуюсь, а он продолжает: – Я буду за рулем, а ты мне будешь показывать дорогу. Итак, куда едем?
Я на секунду задумываюсь.
– Как ты смотришь на то, чтобы поехать в самое сердце Мадрида? На самую большую площадь, Пуэрта-дель-Соль, в королевский дворец? Знаешь, где это?
Он молчит, тогда я указываю ему направление, и мы вливаемся в поток машин. А пока он рулит, я наслаждаюсь тем, что еду в «феррари». Какая тачка! Делаю музыку громче. Обожаю эту песню Хуанеса. Эрик делает тише. Я увеличиваю громкость. Он снова ее уменьшает.
– Мне что, нельзя послушать музыку? – возмущаюсь я.
– Ты глухая?
– Нет… не глухая, но немного помешанная на музыке, особенно в машине.
– И тебе обязательно петь?
Этот вопрос настолько меня изумляет, что я отвечаю:
– А что такое? Ты что, никогда не поешь?
– Нет.
– Почему?
Корчит гримасу и думает… думает… думает.
– Откровенно говоря, не знаю, – отвечает он в конце концов.
– Но ведь музыка – это что-то чудесное. Мама всегда говорила, что музыка усмиряет даже хищников, а слова многих песен могут быть очень значимыми, даже могут помочь разобраться в чувствах.
– Ты говоришь о матери в прошедшем времени. Почему?
– Несколько лет назад она умерла от рака.
Эрик прикасается к моей руке и тихо говорит:
– Сочувствую, Джуд.
Я понимающе киваю и, не желая оставлять разговор о матери, добавляю:
– Она обожала петь, и я вся в нее.
– И тебе не стыдно передо мной петь?
– Нет, а с чего бы это? – спрашиваю я, пожимая плечами.
– Не знаю, Джуд, может быть, ты стесняешься.
– Еще чего! Я с ума схожу от музыки и целый день что-нибудь напеваю. Кстати, и тебе рекомендую.
Я снова увеличиваю громкость и, ни капельки не стесняясь, начинаю двигать плечами и подпевать:
Я стою в рубашке черной, пока разум полон мрака,Потерял покой я и почти дошел до края.Ложись, ложись в кровать, детка, шепчу тебе украдкой,Стою в рубашке черной, ну а сердце мое, как тряпка.[2]
В конце концов уголки его губ поднимаются. Это придает мне уверенности, и я продолжаю напевать песню за песней. Приехав в центр Мадрида, ставим «феррари» на подземную стоянку. Удаляясь, смотрю на него с тоской. Эрик замечает это и шепчет мне на ухо:
– Запомни: будешь хорошо себя вести, дам порулить.
Мое лицо озаряется, и вдруг я слышу, что он смеется. Опля! Да он умеет смеяться! У него очень приятный смех. Мне не нравится, когда смеются по любому поводу. Выйдя со стоянки, он уверенно берет меня за руку. Я удивлена, но поскольку я этому рада, не одергиваю ее. Мы шагаем по улице Кармен и выходим на Пуерта-дель-Соль. Поднимаемся по улице Майор и доходим до площади Майор. Вижу, что его восхищает все вокруг, и мы продолжаем прогулку к королевскому дворцу. Но оказывается, что он закрыт, и, поскольку у нас начинает урчать в животе, я предлагаю Эрику пообедать в итальянском ресторанчике своих друзей.
Они радостно нас встречают. Быстренько усаживают в уютном месте, отдаленном от всех остальных, и, приняв заказ, приносят напитки.
– Здесь вкусная еда?
– Лучшая. Джованни и Пепа великолепно готовят. И я тебя уверяю, что все продукты поставляют прямо из Милана.
Десять минут спустя он сам в этом убеждается, пробуя необыкновенно вкусную моцареллу ди буфала с помидорами.
– Очень вкусно.
Берет один кусочек и предлагает мне. Я принимаю.
– Вот видишь, – проглатываю я. – Я же тебе говорила…
Он кивает, отделяет еще кусочек и опять меня угощает. И я опять его съедаю, включаясь в игру. Теперь я отламываю кусочек и предлагаю ему. Мы кормим друг друга с ложечки, не заботясь о том, что о нас подумают. Покончив с моцареллой, он вытирает рот салфеткой.
– Хочу тебе сделать одно предложение.
– Мммммм… Зная тебя, уверена, что оно будет неприличным.
Он улыбается. Дотрагивается пальцем до кончика моего носа и говорит:
– Я пробуду в Испании некоторое время, а потом возвращаюсь в Германию. Я полагаю, тебе известно, что три недели назад мой отец скончался… Я поставил перед собой задачу посетить все филиалы компании, которые находятся в Испании. Мне нужно знать, в каком они сейчас положении, а также я хочу завязать сотрудничество с другими странами. До этого всем занимался мой отец, и… в общем… сейчас этим управляю я.
– Сочувствую. Помню, как твой отец говорил…
– Послушай, Джуд, – прерывает он меня, не позволяя вмешиваться в его личную жизнь. – У меня назначены многочисленные собрания в разных городах Испании, и я хотел бы, чтобы ты меня сопровождала. Ты прекрасно говоришь и пишешь по-немецки, и мне нужно, чтобы после собраний ты отправляла документы и отчеты в наш центральный офис в Германии. В четверг я должен быть в Барселоне…
– Я не могу. У меня куча работы и…
– Не волнуйся за свою работу. Здесь я начальник.
– Ты просишь, чтобы я все бросила и сопровождала тебя в путешествиях? – спрашиваю его, разинув рот.
– Да.
– А почему ты не попросишь об этом Мигеля? Ведь это он был секретарем твоего отца.
– Я предпочитаю тебя. – И, увидев мою мину, добавляет: – Ты поедешь в качестве секретаря. Ты отложишь свой отпуск до возвращения. И, кстати, гонорар за поездку установишь сама.
– Уфф!.. Не соблазняй меня гонораром, или я воспользуюсь этим.
Он облокачивается на стол, сводит руки, кладет на них подбородок и говорит вполголоса:
– Воспользуйся мной.
У меня дрожат губы.
Не хочу слышать то, о чем он меня просит. Или, как минимум, не хочу слышать то, как я это поняла. Но поскольку я не умею держать язык за зубами, спрашиваю:
– Ты будешь мне платить за то, что я буду с тобой?
Он резко отвечает:
– Я буду тебе платить за твою работу, Джуд. За кого ты меня принимаешь?
От волнения у меня сводит желудок, и я снова спрашиваю, только на этот раз шепотом, чтобы никто не услышал:
– И какая же у меня будет работа, хочется знать?
Не пошевелившись, он пронзает меня своим удивительным взглядом и поясняет:
– Я тебе только что объяснил, малышка. Ты будешь моей секретаршей. Той, которая будет заниматься пересылкой в центральный офис всей информации после собраний.
