Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Даша Черничная
Дождались.
— Поверишь? Не узнал тебя, — усмехается мужчина, окидывает взглядом мою буйную шевелюру и замечает: — Ты сменила прическу. Тебе идет, правда. Можно я присяду?
Я не хочу, чтобы Толик садился, не хочу разговаривать с людьми из своего прошлого, но решаю не дрожать перед тенями, а поговорить с ними.
— Присаживайся, — разрешаю ему.
В это время как раз официант приносит мой заказ, и я принимаюсь за еду.
— Как поживаешь? — спрашивает Толик. — Слышал, вы с Мироном развелись.
— Развелись, — киваю ему. — А я… у меня все хорошо, — улыбаюсь слишком нервно.
Толик достает зажигалку и вертит ее в руках. В глазах тоска смертная, на губах болезненная улыбка.
— Ты давно знала? — тихо спрашивает он.
— О чем? — я решаю сыграть дурочку.
— Брось, Рит, — устало отмахивается Толик, — ты знаешь, о чем я.
Опускаю взгляд на пирожное.
Должна ли была я прийти к мужу Марины и рассказать ему о том, что видела? Наверное, так было бы правильно. Но я совершенно не думала на эту тему.
— Знала давно, увидела своими глазами три месяца назад, — отвечаю честно. — Не спрашивай, почему не сказала, я о тебе вообще не вспомнила тогда.
Толик опускает взгляд на свои руки и сжимает кулаки, аккумулирует в них злость, а я машинально опускаю руки под стол и обхватываю живот в защитном жесте.
— С-сука, — рычит Толик, а я испуганно дергаюсь, что не остается незамеченным мужчиной. — Прости, не хотел тебя напугать.
Я выдавливаю из себя улыбку и начинаю продумывать пути отступления. Плевать уже и на чай с пирожным и на то, что я хотела согреться.
— Знаешь, я ведь понять нихера не мог, — начинает исповедоваться Толик. — Вы развелись, отчего-почему — хер проссышь. Мирон как испарился, в игнор меня отправил. Марина с катушек слетела — истерика за истерикой. А примерно месяц назад мне звонит скрытый номер — доброжелатель, — мужчина усмехается зло. — Говорит: трахается твоя жена, и фотки на телефон скидывает. А там и друг мой лучший, и брат, и, блять, отец.
У меня распахиваются глаза, а сердце пускается вскачь.
— Что? — переспрашиваю осипшим голосом, потому что поверить не могу в то, что это правда.
Толик поднимает на меня взгляд и растягивает рот в мучительной улыбке.
— Вот так, Ритуся, вот так. Я даже не мог разобраться, кому первому идти морду бить — брату, отцу или лучшему другу.
Я не могла вымолвить ни слова, лишь рот изумленно открывается. Я никогда не испытывала теплых чувств к Марине. Она была слишком вызывающей и вела себя соответственно.
— Моя жена — что-то вроде нимфоманки, Рит, — поясняет мужчина. — Когда мы поженились, договорились, что, если ее прижмет, она скажет и мы решим, что с этим можно сделать. Я ж полюбил ее, тварь, до разрыва сердца. Блядь она последняя, но любовь к ней еще более ублюдская, чем она сама.
Толик на глазах мрачнеет, сникает, опускает голову и смотрит безжизненно на солонку.
— Мне жаль, Толь, — говорю ему единственное, что приходит в голову.
Мужчина будто отходит ото сна и смотрит на меня так, словно видит впервые.
— Жаль, — повторяет он задумчиво. — А знаешь, отчего мне жаль? Оттого, что суку эту разлюбить не могу, вот тут она, — тычет себе в сердце, потом в голову, — вот тут и тут, везде, блять.
— Не будешь разводиться с ней?
— Уже развелся. Только, знаешь ли, развестись и разлюбить — это две разные вещи.
Уж мне ли не знать, Толик…
Какое-то время мы сидим и общаемся, вполне себе миролюбиво. Он интересуется моей работой и тем, как живу. После мы выходим на улицу, подходим к пешеходному переходу.
Мне нужно на противоположную сторону, куда нужно Толику, я не знаю. Кажется, он и сам не знает, куда приткнуться. Прощаемся, даже тепло обнимаемся. Я машу ему рукой и провожаю взглядом, пока он не скрывается за углом здания.
Ступаю на желтую полоску пешеходного перехода. Шаг, еще шаг.
Боковым зрением вижу стремительное движение автомобиля в мою сторону. Визг, удар, крик. Мой? Чей? Какие-то вспышки. Боль, кровь. Мне тяжело дышать, кто-то трясет меня, о чем-то спрашивает. А я чувствую только то, как смертельно крепкой хваткой цепляюсь в живот.
Гробовая тишина, и абсолютная, черная темень пространства накрывает меня куполом.
— Здравствуй, — до гребаных мурашек знакомый голос Тьмы разрезает мою жизнь. — Вот и я.
Снова возвышается надо мной тенью, скалится, капает слюной на мою холодную кожу.
— За что ты так со мной? — едва слышно шепчу я, лежа на ледяной сырой земле.
— За то, что поверила в счастливый конец, — хохочет траурный, мерзкий голос и тянет ко мне свои черные щупальца, обхватывает ими живот.
— Не забирай! — кричу что есть мочи. — Оставь! Я смогу! Я справлюсь! — воплю изо всех сил, срывая голос, пытаюсь вырваться, но тело будто сковано цепью.
Тьма придвигается ко мне и опаляет ухо тошнотворной влагой:
— Поздно.
Глава 15. Плохая примета
— Ты поспорил на меня? — я воинственно упираю руки в боки и гордо вскидываю голову. — Признавайся, Епифанов!
Мирон лукаво улыбается озорной, дерзкой, мальчишеской улыбкой. Вместо ответа на мой вопрос подходит ближе.
— Кудряшка, ты чего маленькая такая? — щелкает меня по носу, а потом поднимает двумя пальцами за подбородок, наклоняется ниже и еще ниже.
Наши губы соприкасаются. Нет, это не поцелуй, просто касание. А я трепещу, внутри все колотится от переполняющих меня эмоций:
— Глупая малышка. Нет, я не спорил на тебя.
— Почему тогда ты преследуешь меня? — спрашиваю с вызовом.
— Есть в тебе что-то, отчего сносит крышу, Кудряшка.
Свет пытается пробиться через темноту. Я вижу, как начинает просвечиваться это полотно, но не могу ничего с этим поделать. Щурюсь от света, прикрываю глаза. Не могу пробраться ближе, снова ныряю в глубину.
— Я не ровня тебе, Мирон. Уходи, — утираю слезы, которые впитываются в ткань пуховика и ухожу как можно быстрее, но все бесполезно.
Меня перехватывают за руку и резко разворачивают. Мирон рычит, больно хватает за талию и крепко сжимает. На скулах у него ходят желваки, взгляд пускает молнии, из ноздрей разве что дым не валит.
— Не надо, Рита, не приказывай мне. Я сам решу, когда мне уходить. — Голос надрывный, нервный.
Меня качает. Плыву будто на волнах. Я что, в отпуске? Не помню ничего. Тошнит. К горлу подкатывает тошнота, голова просто чугунная, словно сдавлена в тиски.
Я пытаюсь что-то сделать, но все впустую, все бесполезно.
Как
