Вечерний час - Людмила Семенова
Наконец и Тэе сообщили, что дядя Абель, к счастью, получил легкие повреждения, но пустить к нему родственников пока не могут. Немного успокоившись и стараясь не смотреть на людей, которые получили более горестные известия, молодые люди вышли из больницы.
— Пойдем к нам, я тебя покормлю ужином, — несмело предложила Тэя. — Ты же, наверное, все бросил и рванул сюда?
— Точно, — улыбнулся Паша. — Надо еще как-то связаться с Хилларом, предупредить, что я вернусь завтра. Не хочу сейчас тебя оставлять.
— Ну, я не одна, меня ведь дома мама ждет...
— Я сейчас о другом, — сказал Павел и снова обнял Тэю за плечи, гораздо более уверенно и бережно, чем раньше.
Глава 6
Уже на улице Тэя вдруг опомнилась:
— Слушай, я совсем забыла про тетю Мириам! Даже не знаю, в порядке ли она. Как нехорошо, мы же с ней всегда были дружны...
— Так пойдем к ней и все узнаем, — предложил Паша и они повернули в сторону магазинчика.
К облегчению ребят, с тетей Мириам все оказалось в порядке, и в это время она сидела на полу, раскладывая какие-то необычные карты. Но теперь она была не одна: за ее спиной, также на полу, застеленном пледом, сидели несколько женщин и детей разного возраста. Все они дремали, положив голову на колени.
— Слава богу, вас там не оказалось! — вздохнула Тэя, сжав ее сухие жилистые руки. — А кто эти люди, тетя Мириам?
— Спасибо, милая, — тепло отозвалась женщина и погладила ее по кудрявой голове. — Они тоже пострадали от аварии, но больше душой, чем телом, в больнице им сейчас не помогут. А я им сейчас, как это говорится в других странах, вместо психолога. Я чувствовала, что грядет что-то зловещее, пыталась предупредить кого могла, но мало кто доверяет предостережениям.
— Это уж точно, — заметил Паша. — Я и раньше не раз сталкивался с такой беззаботностью, когда не верят не только словам, но и науке. Люди упускают и симптомы болезней, и технические неисправности, а потом недоумевают, откуда все бедствия.
— Верно ты все говоришь, мальчик, но таков путь мудрых людей. Ничего, к тебе наверняка еще прислушаются, только не опускай руки, — ответила тетя Мириам.
— Я это уже решил, и не уеду отсюда, пока не добьюсь этого. Мне надо убедить людей в городе, где я сейчас живу, что у них опасная обстановка, они постоянно дышат гарью, и вдобавок люди из леса могут когда-нибудь его сжечь. Я уже догадываюсь, что они разводят свои ритуальные костры с какими-то ядовитыми примесями, которые, по их разумению, имеют магический эффект. И чем это может обернуться? Я не могу просто уехать и дальше жить в покое и комфорте.
— Да, все это понятно, — улыбнулась негритянка. — Твой отец тоже был очень упрям. Ты, наверное, хочешь узнать, жив ли он?
— Нет, я все-таки предпочту в это верить, к тому же, он сам просил его не беспокоить. Я знаю, что он бы хотел, чтобы я его отпустил и жил дальше.
— Ты очень славный парень, хорошо, что Тэя тебя встретила.
— Я тоже так думаю, — неожиданно вмешалась Тэя и впервые улыбнулась так же весело, как раньше.
Они простились с доброй женщиной и пошли к Тэе домой. Жилище, в котором обитала ее семья, было чуть более благоустроенным, чем дом Хиллара и Амади, но почему-то казалось Паше менее уютным. Днем здесь, наверное, всегда было очень шумно: окно выходило прямо на стихийный овощной рынок. Но сейчас, несмотря на дневное происшествие, воцарилась тишина, словно тревога, повисшая над городом, не имела адекватной словесной формы.
Мать девушки встретила их у порога и безмолвно кивнула Паше — Тэя успела предупредить его, что она совсем не говорит по-английски, да и вообще очень молчалива. Тем не менее она проводила их на кухню с низким закопченным потолком, поставила перед гостем тарелку с жареным картофелем и грибами и взялась варить кофе. Паша невольно загляделся на то, как женщина поджарила зерна, разбила их в ступке металлическим колышком и поставила кофейник на огонь. Аромат напитка, такой уютный и теплый, окутал помещение, будто укрывая людей от бедствий за окнами.
— А почему ты не ешь, Тэя? — спросил Паша.
— Не лезет, после этого ужасного дня, — призналась девушка. Впрочем, и у Паши совершенно не было аппетита, хотя он уехал из школы не успев пообедать. Зато кофе из глиняных чашечек они выпили с удовольствием. Паша понемногу стал приходить в себя и обратил внимание на чуть щербатую сахарницу, разрисованную ярко-алыми клубничками, явно произведенную в Советском Союзе. Почему-то этот непрезентабельный предмет всколыхнул в нем мысли о доме, которые в этот раз больно обожгли нутро, подобно слишком горячему напитку.
«Да в чем дело?! — тут же одернул он себя мысленно. — Скоро все уладится! Да, здесь случилось несчастье, но в конце концов это жизнь, а не какой-то злой рок, и мы не отрезаны от мира с этой бедой. Все уладится, и тогда...»
Тут Паша запнулся: о том, что будет по другую сторону этого «тогда», он еще не думал. Ему несомненно хотелось домой, к родным людям, но происходящее в Эфиопии вышло за рамки наблюдений и романтических исканий, превратилось в нечто жизненное, чувственное и очень важное, в то, что он уже не мог просто оставить позади.
Тэя будто угадала эти мысли и погладила своими нежными, хоть и натруженными пальцами его руку.
— Все будет хорошо, Павел, — тихо сказала она по-английски.
— Даже странно: это же я должен тебя подбадривать и успокаивать, — смущенно улыбнулся Паша, с удивлением понимая, что совсем не чувствует стыда за свое смятение и слабость в глазах девушки.
— Ты так понравился этому малышу в больнице, — вдруг сказала Тэя. — Наверное, ты очень любишь детей?
— Да, с маленькими я всегда ладил. Они такие забавные и нежные! И ведь в каждом из нас что-то остается от того времени, но вот эта нежность, уязвимость, открытость навсегда проходит, зарастает и закостеневает. По-моему, тут, в Эфиопии, это особенно хорошо заметно, потому что взросление у людей раннее и тяжелое. Понятно, что это закон природы, но все равно жаль. Только
