Вечерний час - Людмила Семенова
Так прошло около двух недель, ребята учились, а Паша работал и уже подал запрос на продление своей практики. Все это время он обменивался с Тэей сообщениями — после праздника они успели обменяться номерами, — и замечал, что ее послания обретают все более лукавый и интимный характер. Иногда она выкраивала немного времени, чтобы поболтать, и Паша с жаром рассказывал про школьные будни, а Тэя сплетничала о несносных посетителях в кафе.
Но однажды он уже привычно заглянул в телефон поутру и увидел, что его последнее сообщение осталось без ответа. Почему-то забеспокоившись, Паша набрал номер Тэи, однако никто не откликнулся и теперь. Повторные попытки дозвониться не имели никакого успеха, и он с тяжелым сердцем пошел на занятия.
Когда же школьники и учителя собрались в столовой, вдруг начался многоголосый шум. Паша еще только подходил к обеденному помещению, но у него сразу похолодело внутри, когда из обрывков фраз донеслось название города и слово «станция».
Ускорив шаг, он почти вбежал в столовую и увидел, что у витрин с едой несколько плачущих девчонок наперебой пытались что-то рассказать столпившимся взрослым и ученикам. Слов он совсем не мог разобрать, поэтому буквально выхватил из толпы кого-то из учителей помоложе и спросил по-амхарски, в чем дело.
— По железной дороге шел товарный состав с метанолом, — прерывисто сказал мужчина, — одна из цистерн дала сильную течь, запчасти слишком старые, и произошло возгорание совсем недалеко от станции. Там пострадало несколько человек, надышалось ядовитыми испарениями. Они сейчас в тяжелом состоянии, а кто-то даже погиб...
Едва дослушав, Паша бросился обратно к выходу, хотя еще толком не сообразил, куда собирается и зачем. Отец на его месте... да что там, отец уже давно был бы на линии огня, в буквальном смысле. А что он может сделать, молодой домашний парень из Питера, умеющий читать, писать, переводить стихи и прозу, но не выживать в африканской среде?
Но одно Паша понимал точно: ему надо знать, где Тэя и что с ней, надо убедиться, что она не оказалась среди обожженных и отравленных. Если же страшное все-таки случилось... нет, об этом он пока не смел думать и отчаянно цеплялся за каждый ускользающий миг, который сокращал спасительную неизвестность.
Он даже забыл предупредить хоть кого-нибудь в школе о своей отлучке. Только добежав до автобусной остановки, Паша сообразил, что не только ему нужно в город: многие местные жители имели родственников, друзей и знакомых в Дыре-Дауа и сейчас торопились узнать, все ли с ними в порядке. Мобильные телефоны до сих пор водились далеко не у всех, да и сеть часто барахлила, поэтому точных новостей о жертвах пришлось бы долго дожидаться. Но парню кое-как удалось втиснуться в автобус, хотя тот уже грозил разойтись по швам от напора пассажиров.
По дороге Паше то и дело казалось, что он сейчас задохнется: в горле застревал противный склизкий ком, который никак не хотел сдвинуться. Но он стиснул зубы и приказал себе держаться до конца: вполне вероятно, что там потребуется какая-нибудь помощь, и он, молодой и здоровый парень, не может позволить себе раскисать.
Когда автобус подъехал к вокзалу, стало ясно, что в центре города чрезвычайная ситуация. К месту возгорания нельзя было приближаться, хотя концентрация яда в воздухе уменьшилась, и Паша сразу решил идти в местную больницу. Приближаясь к зданию, он вдруг почувствовал, словно все это уже когда-то с ним происходило: тревога, паника, мрачное африканское небо, промышленные запахи и люди — больные, раненые, покалеченные. На самом деле эти воспоминания принадлежали не ему, а отцу, но за те несколько лет, что они были близки, оба научились понимать друг друга без слов и порой не различали, где начиналась мысль одного и кончалась мысль другого. А за время разлуки Паша постоянно обращался к нему мысленно.
У больницы ему действительно пришлось помочь — нескольким людям оказывали помощь прямо на улице, и их предстояло водрузить на носилки и втащить в здание. В приемном покое, который казался ужасно тесным и душным из-за обилия людей, запахов гари, крови и страха, Паша отчаянно высматривал Тэю, но не нашел ее среди раненых. Это вызвало и облегчение, и новый прилив страха: вдруг случилось что-то пострашнее?
Неподалеку отчаянно плакал ребенок, цепляющийся за материнское платье: видимо, он испугался людей и незнакомого помещения, а женщина, как и Паша, пыталась узнать что-то о близких. Ей было не до малыша, и парень решил его успокоить. Он погладил мальчика по кудрявой голове, улыбнулся и тот немного просиял. Заметив это, мать ребенка попросила Пашу подержать мальчика, видимо приняв его за работника больницы или спасателя. Он согласился и постоял с ребенком в углу, приговаривая памятные ему ласковые амхарские слова, пока женщина металась среди других таких же перепуганных людей.
И тут, подняв голову, Паша увидел, что у дверей стояла Тэя. Ее кудри растрепались, лицо было подзолистого оттенка, губы дрожали. Увидев его, девушка выдохнула и бросилась навстречу, даже нечаянно толкнув кого-то.
— Павел, — тихо промолвила она, когда наконец дотянулась до его плеча. — Ты приехал? А я так боялась, что с тобой тоже что-то случится! У нас есть такое поверье, что одна беда всегда тянет за собой другую...
— Успокойся, я здесь, с тобой, — тепло сказал Паша, обняв ее свободной рукой. — Как ты?
— Я в порядке, а вот дядю Абеля увезли сюда, он в это время как раз был у станции. Как услышала, что он здесь, сразу побежала.
— Он сильно пострадал?
— Пока не знаю, я пытаюсь найти врача, — сказала Тэя и ее голос дрогнул. Паша погладил ее по голове и сказал:
— Не надо плакать, Тэя, давай держаться, а то мы ничем ему не поможем.
Девушка благодарно посмотрела на него. Тут подошла мать ребенка и тоже улыбнулась Паше. По-видимому, врач уже сообщил ей что-то
