Где же ты, счастье… - Ольга Ивановна Маслюкова
— Ты права, мать… Но я не боялся ее. Просто не хотел ворошить прошлое. Ведь она растила и воспитывала тебя. Не хотел, чтобы ты слышала наши взаимные упреки.
Он откинулся на спинку кресла, перевел взгляд в сторону, собираясь с мыслями, не сразу продолжил разговор. Воспоминания тяготили, заставляя обдумывать каждое слово. Дочь, затаив дыхание, ожидала, внимательно всматривалась в его лицо и думала: «В чем же секрет нашей семьи? Чего я не знала всю жизнь?» Дмитрий Федорович несколько раз тяжело вздохнул, стараясь не смотреть на нее, и произнес:
— Девочка моя, я очень любил твою маму. Прошло много лет, но, когда смотрю на ее портрет, во мне вновь оживают те самые чувства. Но ее нет… Зачем себя мучаю, сам не знаю. Эта душевная боль не дает мне покоя. Вот такая бывает любовь, доченька! Как увидел ее, так и не могу забыть. Любовь с первого взгляда. Я счастлив, что есть ты, ее частичка. И как ты могла подумать, что я бросил тебя? Это только она, моя мать, могла внушить тебе… Полное безумие.
Наша семья всегда жила в достатке. Все предки были интеллигентными состоятельными людьми, можно сказать, богатыми, по тем временам. А Настя из рабочей семьи со средним достатком. Я увидел ее случайно, молодую красивую девушку. Ты даже представить себе не можешь, какая была твоя мама… Прошло столько лет, а я так и не встретил подобную ей. Не влюбиться было невозможно. Выразительные карие глаза, черные волосы, смуглая кожа, точеная фигурка. И походка… Как бабочка порхала! Мне иногда казалось, что она вдруг улетит от меня, я никогда ее не найду. А как она звонко смеялась… Можно было любоваться бесконечно. Я влюбился сразу, растворился в ней. Настя собиралась поступать в институт, но любовь так закрутила нас, что не до того стало. Твоя мама вскоре забеременела. И ты была желанным ребенком. Мы радовались. Я после института уже семь лет работал. Все складывалось хорошо. Мне исполнилось двадцать девять лет, открывал свой бизнес. Казалось, ничто не мешало семейной жизни. А твоя бабушка, узнав обо всем, решила помешать нашему счастью. Настя это почувствовала сразу, как только я привел ее в дом. Я же, напротив, ничего не замечал. Любовь сделала меня слепым. Думал, Насте кажется, не должна моя мать так предвзято относиться. У девушек часто не сразу складывается с будущей свекровью. При мне мать старалась не показывать неприязни к моей Настеньке. Это теперь я знаю, что улыбки были наигранными. Представляешь, дочка, мы же ушли к Настиным родителям, тайно зарегистрировались и стали ждать твоего рождения. Но потом вернулись. Я подумал, что здесь мой дом, столько комнат, условия несравненно лучше. Нужно было думать о ребенке. Когда я показал матери свидетельство о браке… Что началось… Потом, кстати, мать неожиданно притихла, чему я очень обрадовался. Теперь-то я знаю, что она выжидала. Ждала, когда Настя родит. Но тогда мне было невдомек. Я подумал, что мать смирилась, и у нас все будет хорошо. Мы с Настей закрывались в комнате и наслаждались, слушая, как ты в ее животике бьешь ножкой. Часами ждали, когда ты снова пошевелишься. Это было настоящее счастье. Зорина, твоя мама — самая лучшая женщина на свете. Она ради нашей любви могла терпеть любые невзгоды, даже боль, отчаяние.
— Папа, мамин портрет в твоем кабинете говорит о том, что ты помнишь о ней, она живет в твоем сердце. Или это приносит тебе боль? Почему тогда не снимешь его?
— Не могу. Никогда не сниму. Если и есть боль, то она сладостная. Я живу своим прошлым, когда нахожусь здесь. Виктория ревнует меня к воспоминаниям, но я не могу иначе. Забыть не могу.
— У меня на столике в рамочке такой же портрет. Я не знала маму, не слышала нежных слов, но попыталась нарисовать на холсте. Не получилось, не смогла передать взгляд. Сама не пойму почему. Ведь у меня есть работы, которые я срисовывала с фотографий, и все получалось, а мама…
— Доченька, я думаю, что когда-нибудь получится. Вот станешь сама мамой, и твоя душа сможет постичь то неуловимое, что передает портрет. Когда я уезжал из дома, матери строго-настрого наказал не трогать, не снимать картину со стены. — Дмитрий Федорович вновь посмотрел на изображение. — Красивая?
— Очень.
— Вы похожи. У тебя даже ямочки на щечках от нее.
Зорина улыбнулась.
— Я все время сравниваю черты ее лица со своими и нахожу много общего… Папа, что же было дальше?
Дмитрий Федорович встал, подошел к окну, подняв жалюзи, приоткрыл окно. В кабинет сразу проник свежий воздух. Отец глубоко вздохнул и, будто преодолевая какое-то душевное препятствие, продолжил:
— Бабушка твоя действительно спрятала эмоции, мне показалось, что она оттаяла. Стала с Настей общаться, о питании ее заботиться: фрукты, витамины давала, что требовались для беременной женщины. Настя искренне верила ей. Когда начались роды, моя мать принимала самое активное участие. А роды были тяжелыми. Большая потеря крови, но, к великому счастью, моя кровь Насте подошла и по группе, и по резусу. Выписали ее совсем слабенькой. Я не отходил от нее часами… Если бы знал, что так получится… отвез бы в лучшую клинику, но…
Тяжелые воспоминания не позволили Дмитрию Федоровичу усидеть на месте, он нервно мерял шагами кабинет. По всему было видно, что они приносят ему душевную боль. Несколько минут мужчина молчал, затем взял со стола графин с водой, налил в стакан и залпом выпил. Испытывая жалость и сочувствие к отцу, Зорина смотрела на него и терпеливо ждала продолжения рассказа.
— Так вот, — глубоко вздохнул он, — тебя бабушка сразу взяла под свою опеку. Никого не подпускала. Настя оказалась слишком слаба, была не в силах ухаживать за тобой. Молока не было, понадобилось детское питание. Я был рад, что мать помогает Насте. Уходил на работу, возвращался поздно и сразу бежал к жене. Приоткрывая дверь спальни, видел, как Настя спит, и ты, моя крошка, крепко спала в комнате бабушки. Почему-то я был уверен, что мать сделает все для выздоровления жены. Я старался никого не тревожить, ложился в гостиной и рано утром уходил на работу. Стремительно строил карьеру. Бизнес шел в гору. А через месяц Настеньке стало совсем плохо, она сгорела, как свеча. Увезли в больницу… А на следующий день сообщили, что она умерла. Для
