50 оттенков рассвета - Аля Драгам
Окна, черт!
Быстро бросаю окурок в урну и бегом в дом.
— Куда спешим?
Застываю у входа в комнату, натыкаясь на насмешливые рожи друзей.
— Ой, дядя Артур, выйди. Я тут подарок тебе рисую.
— Рисуй, солнышко, рисуй. Потом Ксюшу вниз позови с аптечкой, пожалуйста.
— Кто-то заболел?
— Ага. У папы твоего и Давида зубки разболелись. — Киваю, чтобы клоуны вышли из комнаты. — Сладкого переели.
16.
Артур.
В борьбе надо стремиться не сделать
другому больно, а победить. (Сенека)
— Итак, — Север усаживается напротив и смотрит на экран, — Каминская Евангелина Евгеньевна. Восемнадцать лет…
Слушаю друга, представляя милое личико. Отец умер не так давно, о матери сведений практически нет: была, скончалась. Влад особо и не искал. Куда интересно, что происходит сейчас.
Если данные верны — а они верны — то имеем следующее. Опекун девочки известный в узких кругах игрок. С переменным успехом. В последние годы удача от мужика отвернулась и он просрал не только львиную долю своего состояния, но и деньги, оставленные племяннице. В связи с этим в залог оставил эту самую племянницу. Блять… звучит-то как мерзко!
— Слушай, тут, конечно, только слухи… Короче, Хаузов Тигран Каримович в мире криминала личность известная. Славится своей жестокостью и любовью к невинным девочкам. Опять же, по словам людей с ним знакомых, на Евангелина запал пару лет назад и ждал её совершеннолетия. Болтают, что проигрыш дядьки подстроен, чтобы получить девчонку. Мол, похожа на его бывшую жену, свалившую к более влиятельному покровителю.
Друг стучит по экрану и поворачивает мне. Смотрю фотографии. Охренеть.
— Дальше. С Николаем Каминским у них договоренность. Если через два месяца он не выплачивает долг, то Евангелина переходит в собственность Тигранчика.
— По-ублюдски звучит.
— Выглядит всё ещё хуже. Я тебе потом фотографии покажу, которые раскопал. Лина твоя не первая его жертва. Смотреть страшно, сплошное мясо.
— И по земле ползает…
— Твердо стоит на ногах, Рат. За ним такие люди стоят, что он может себе позволить ничего не бояться. Но самое интересное в другом. Остальные девчонки были на перекус. Использовал и выбросил. И снова вернемся к сплетням. Выжили не все. Но кто, что, где — сам понимаешь. Приближенные молчат, как рыбы об лёд. А вот Еву—Лину твою Хаузов готовит себе в жёны. По докам папашка завещал дочери не только приличную сумму, которую она получит по наступлению двадцати одного года, но и фармацевтическую фирму за бугром. Уже сейчас приносящую космический доход, а там ещё и перспектив при грамотном управлении. Так вот фирма перейдет к девочке только после вступления оной в брак и рождения наследника.
— Херово.
— Херово не то слово. Но есть тут одна зацепочка. У Хаузова пунктик — целочки. А птичка на хвосте принесла, что девочка-то уже и не девочка. В клинику заботливый дядюшка упрятал якобы для поправки здоровья, но лежала она там не по этой причине.
Причина мне как раз хорошо известна.
— Она реально не девочка уже, — кашлянув, просвещаю друга.
— Не буду спрашивать, откуда тебе известно. Ей на тот момент хоть восемнадцать было?
— Какого числа день рождения?
— Так. Сейчас. В апреле исполнилось.
— Было. Норм всё.
— Зацепила?
— Да хрен его знает. Из головы не выходит. А как в рестике увидел… Думал, с отцом. Сейчас только их разговор вспоминаю, понимаю, что никаким отцом и не пахло. Я-то на неё смотрел.
— Зацепилаааа, — напевает друг и лыбится.
— Чему радуешься?
— Разводу твоему предстоящему. Там как, кстати? А то я погряз в цифрах, всё пропустил.
— Никак. Я сволочь и мудак, она святая женщина.
— Ну это понятно. А по факту?
— По факту фотки и видосики для полноты образа к материалам дела приложили. Пока и всё.
— Денег предложи.
— Обломится. Пусть другую кормушку ищет. Среди тех, с кем трахалась резво.
От воспоминаний передергивает. Не ревность. Брезгливость. Надо, кстати, в клинику смотаться. Надеюсь, она никакой дряни не притащила. Мы же ребенка планировали, никак не защищались.
Тварь. Зубы сводит разом.
— Ладно. Сам знаешь, что делать. Нужна будет помощь — набирай.
Север уходит, а я остаюсь размышлять. Вот тебе и девочка—загадка.
«Что с ней делать будешь?» — Север задал вопрос, закончив слушать про эпопею с разводом. Я не нашёлся, что ответить. Что буду… не знаю…
Сам для себя переформулирую: а надо ли что-то делать?
Слабо верится, что она с Хаузовым по доброй воле. Я же видел её глаза и видел страх. Однако ушла она с ним сама. Сама. Он не тащил, не угрожал.
И что мне это дает?
На одной чаше весов я и мой интерес к девочке. На другой чаше — её жизнь. Захочет ли Ева вмешательства? Я мог бы выкупить долг её дяди. Сумма огромная, но она у меня есть. В крайнем случае, есть ещё друзья, которые помогут. Но нужны ли эти телодвижения Лине? И мне?
Вписаться в её проблемы — это рискнуть по-настоящему. Не назову себя трусом. Готов защищать и поддерживать близких мне людей. Готов закрыть собой Сашку и Ксюху. Они потому что другое. Они — семья. А кто для меня загадочная девочка Ева—Лина — вопрос. И кто я для неё? Случайный прохожий?
У меня пока есть лишь наша неожиданная ночь, которую я cмутно помню. После всего услышанного её поступок нашёл новое объяснение: любой, но не Тигран, мать его, Каримович. А ещё воспоминание об испуганных глазах. Однозначно она его боится.
Стоп! А не он ли был виной нахождения девочки в больничке? Только сейчас про это подумал. И слова о боли. Он… он уже пытался трогать её? Обижал?
Чёрт… вопросы, вопросы, вопросы… и никакого ответа.
Встретиться бы и переговорить с ней.
В пересланных файлах от Влада ищу контактный номер и набираю. К чему гадать? Если попросит помочь, я не откажу. Та теплота, которая возникает при мыслях о ней — мне она нравится. Пока я не могу идентифицировать свои чувства, но это явно не похоть и не вожделение, и не простой интерес. Это новое для меня. Схожие чувства я испытывал, когда представлял, что у меня будет дочь. Что я возьму её на руки. В грудине также расцветало и припекало.
Механический голос в динамике возвращает в
