Прости за любовь (СИ) - Джолос Анна
— Как понять, какая у нас?
— Щас объявят.
— Паспорта все взяли? Приготовьте вместе с билетами, — командует матушка.
— Блин-блинский!
Чиж трясущимися руками роется в сумке. Ищет документ, выпотрошив почти всё её содержимое на асфальт.
— Посмотри по карманам, — советую я.
— Точняк! Вот он!
— И эти люди едут покорять Москву, — качает головой батя, забирая Петю у Паши.
— Внимание пассажирам! Скорый поезд Сочи-Москва прибывает на третий путь, — раздаётся из уличного динамика.
— Правильно стоим.
— Номер вагона посмотрите.
— А где смотреть? — хмурится Чиж.
Чувствую, как меня крепко стискивают за ноги.
Сонька.
Дулась на меня весь вечер, но сейчас вцепилась так, словно не хочет отпускать.
— Иди сюда, — присаживаюсь. Потому что поднять её на руки сейчас не смогу из-за проблем с шеей и спиной. — Обижаешься на меня?
— Немножко, — шепчет она в ответ, намертво стиснув вышеупомянутую шею.
— Буду скучать, Джеки Чан.
— Сильнее всего за мной? — губки бантиком целуют мою скулу.
— Само собой, — отклоняюсь назад и вытираю слёзы, которые катятся по раскрасневшимся щекам младшей сестры. — Завязывай сырость разводить. Тебе не идёт.
— Угу.
— Предкам сильно нервы не трепи. Чуток для тонуса. Лады?
— Как получится, — шмыгает носом.
— Сонь…
— Я постараюсь, — вздохнув, выжимает из себя обещание.
Мимо нас проносится гудящий поезд.
— Так какой вагон?
— Девятый.
— Купе?
— Плацкарт.
— Ой олени… — отец в шоке.
— Зато им будет весело. Так, считаем. Это третий.
И снова все на суете. За исключением Паши и Миланы. Эти двое даже на фоне грохота состава умудряются ругаться.
— Харэ уже, Мила.
— Я говорю о том, как рада его отъезду!
— Ты могла бы не повторять это столько раз. Все всё поняли, — мрачно отзывается Горький.
— Наконец-то никто не будет лезть в мою личную жизнь! Буду делать, что хочу! — заявляет она, широко улыбаясь, однако эта её улыбка совсем не вяжется с глубокой грустью, которую транслируют глаза.
— Смотри осторожней. Иногда от этого «хочу» появляются маленькие люди.
— Придурок! — краснея, толкает его в плечо. — Ненавижу тебя!
Паша усмехается, глядя на тормознувший перед нами вагон под номером десять.
— Чтоб ты никогда из Москвы не вернулся!
— Алё, прекрати, — осаживаю, посылая в её сторону осуждающий взгляд.
— Сюда! — зовёт всех Чиж, и мы дружно перемещаемся вправо.
— Стоянка поезда три минуты. Приготовьте паспорта и билеты.
Пока проводник раскладывает лестницу, мы прощаемся.
Обнимаю сестёр. Взъерошиваю кучери ревущего Петьки, испугавшегося поезда. Пожимаю руку отцу.
Долго в глаза друг другу смотрим.
— Дерзай, Абрамов-младший.
С облегчением принимаю его скупое мужское объятие и подбадривающее похлопывание по плечу.
Что ж. Если и злится, решение моё всё равно принял.
— Сынок, — матушка целует меня и ласково гладит по волосам. — Как приедете, сразу позвони. Хорошо?
— Обязательно, мам.
— Иди.
Разумеется, плачет.
— Прости, что не сказал заранее.
Совесть заела. Там за столом мне показалось, что я совершил ошибку, скрыв от родных свои планы на будущее.
— Неважно. Пусть у тебя всё получится. Береги себя.
Обнимаемся ещё раз.
— Молодые люди, проходим в вагон! Или без вас уедем! — торопит грозного вида тётка.
Первым показываю ей паспорт и билет.
— Проходите. Следующий.
Поднявшись по ступенькам, ныряю в узкий проход. В полутьме нахожу своё место и, забросив туда наши с Илоной вещи, возвращаюсь в тамбур.
Там толпятся ребята, а проводник, на них каркая, поднимает лестницу.
— Пока! — машет Сонька, прилипнув к отцу.
— Удачи! — кричит Милана, утыкаясь в его плечо.
Тоже по итогу расплакалась. Хоть и строила из себя снежную королеву.
Поезд трогается.
Ну вот и всё.
— Ой, а пакет с едой!
Матушка, всполошившись, бежит за вагоном и бросает его в проводницу со словами «Детям передайте, пожалуйста!»
— Господь Всемогущий, кирпичи там, что ли? Нате, дети, — глянув на нас с Пашей, усмехается женщина.
— Благодарю, — друг принимает от неё увесистый пакет.
— Идите уже, — закрывает двери. — Сейчас бельё вам принесу.
Глава 8
Белорусский вокзал. Дождливое, серое утро. Мрачное небо над головой. Холодные капли бьют по лицу. Белые кроссы рассекают по лужам.
В Москве как будто бы совсем не лето. В сравнении с той жарой, что стоит в Красоморске, можно сказать, самая настоящая осень.
На перроне нас встречает мой крёстный. Друг отца, Роман Беркутов. Тепло поприветствовав друг друга, спешим в сторону паркинга, где забиваемся в его крупногабаритный немецкий внедорожник.
— Родителям отзвонился?
— Да. Я как мокрая псина, — оцениваю свой внешний вид в зеркале, взъерошивая пальцами волосы.
— Серьга в ухе. Недовольный фэйс. Один-в-один отец, — наблюдая за моими действиями, ржёт крёстный. — Тот в молодости тоже вечно бесился, когда шевелюра лежала не так, как надо. И, кстати, узнаю вот это вот выражение его лица… Где твоя фирменная улыбка, Малой?
— Нам бы тоже хотелось снова её видеть, — тихо подаёт голос Илона.
— Ты как себя чувствуешь?
Он замечает, по ходу, как я укладываю башку на подголовник.
Шея, не оценившая отсутствие ортопедической подушки, с раннего утра даёт звезды.
— Нормально. Давно у вас идут дожди? — перевожу тему. Не люблю обсуждать своё здоровье. Даже с близкими людьми.
— С начала недели похолодало жёстко. Ливень второй день фигачит. Гром, молния, все дела…
— Мы тебя с работы дёрнули?
Крёстный, как всегда, на стиле. Рубашка, модный галстук, дорогой брендовый костюм.
— Гендиректор вправе самостоятельно решать, когда ему работать, а когда нет, — деловито заявляет, подмигивая.
— Ой, — цокаю языком, — слышала бы тебя тётя Алёна.
Они с женой вечно ругаются из-за того, что глава семьи недостаточно времени уделяет этой самой семье.
— Вообще-то я рассчитывал на то, что вы с Артёмом дальше без меня будете развивать бизнес, но, видимо, в твоём случае, не судьба.
— Ты же знаешь, строительство, офисы, проекты — не моё.
— Знаю-знаю. Творческий ты наш, — вздыхает с явным сожалением. — Так значит, вашу группу пригласил в столицу какой-то перец.
— Да. Продюсер одного известного лейбла.
— Круто. У вас состав сменился? — смотрит на ребят в зеркало заднего вида. — Где Ромасенко и Свободный?
— Первый в армии. Второй сосредоточился на спортивной карьере.
— Ясно. Пашка, татух у тебя прибавилось, что ли?
— Да, дядь Ром.
— Красота. Тоже себе, что ль, набить чё-нибудь на старости лет?
— Например?
— Портрет любимой женщины на груди.
— Мне кажется, не надо. Дома тебя не поймут. Решат, что ты крышей поехал.
Он смеётся.
— Вы голодные? Едем все к нам обедать?
— Да на самом деле, времени в обрез. Искупаться бы после поезда, переодеться…
— Начинается. Приехал крестный сын в гости, называется, — отражает обиженно.
— В шесть вечера Горин ждёт нас у себя.
— Уже сегодня?
— Ага.
— Как-то лихо этот продюсер взял вас в оборот, — прищуривается.
— Он итак долго ждал, пока я более-менее оклемаюсь. Мог кого-то другого вместо нас позвать. Надо ехать.
— Ты смотри, прежде, чем что-то подписывать, мне документы отправь. Пусть мои юристы сначала глянут.
Киваю.
— Так что? Тогда заселять вас едем? Я обещал твоему отцу, что по улицам в поисках квартиры вы шататься не будете.
— Да мы с ребятами, вроде как, нашли подходящую хату на сайте аренды жилья. Не хотели ни тебя, ни деда напрягать.
— Ну чё ты буровишь, Кучерявый? Какие сайты? У тебя крёстный кто?
— Акула строительного бизнеса.
