Горький вкус любви - Аддония Сулейман

Я как зачарованный смотрел на него. У меня было странное ощущение, будто в мою дверь постучался ангел смерти. От этой мысли я вздрогнул. Вот и конец моему отважному настрою. Я положил деньги на прилавок, собираясь уходить.

Глаза Абу Фейсала, словно два солдата, прячущиеся в окопе, были маленькими и узкими. Что он видит через эти крохотные отверстия?

Я взял шаверму и пробрался к выходу через столпившихся вокруг палача людей. На улице мне в лицо ударил жаркий воздух. Желудок свело. Я выбросил купленную шаверму в урну и пересек дорогу по направлению к йеменскому магазину.

И здесь толпились покупатели. Я с трудом протиснулся мимо кассы, за которой сидел старый йеменец — хозяин магазина, — помахал рукой перед лицом, разгоняя клубы благовоний, и углубился в дальнюю часть торгового зала. Из колонки, прибитой под самым потолком, негромко лились суры из Корана. Я отпнул в сторону пустые коробки, лежащие на полу, чтобы подойти к холодильнику, открыл его и стал рыться в поисках самой холодной банки «пепси-колы».

Хозяин магазина крикнул мне:

— Они все одинаковые, возьми одну и закрой холодильник!

Я молча продолжал копаться, пока не нащупал ледяной алюминий. Вытащил эту банку, вернулся к прилавку и положил на кассу полриала. Снова оказавшись на улице, я, истекая потом под немилосердным солнцем, побрел к дому, где когда-то жил мой дядя, с намерением устроиться в тени пальмы.

Путь показался мне бесконечным, но наконец я сел под широкими пальмовыми листьями и вскрыл банку «пепси». Холодная жидкость обожгла мое горло.

Я огляделся. Вдалеке, справа от меня, из дома вышла женщина. Я перестал пить и сосредоточился на ней. Это она, та самая девушка? О, кажется, она вышла из дома, где живет Зиб Аль-Ард. Он сейчас воюет в Афганистане, и будет ли красиво с моей стороны, если я с его сестрой… Да есть ли у него вообще сестра? Я точно не знал, но зато слышал, что вторая жена его отца живет всего в нескольких ярдах от дома Зиба Аль-Арда. Я поднялся, чтобы лучше разглядеть женщину. Неужели записку мне подбросила вторая жена отца Зиба Аль-Арда? И такое возможно.

Раньше, еще до того, как слепой имам обратил его в строгий ислам, Зиб Аль-Ард любил выпить и, напившись, рассказывал о второй жене своего отца. В том числе он как-то поведал мне, что однажды столкнулся с ней в кухне, когда она пришла помочь его приболевшей матери. Отец Зиба Аль-Арда был тогда на работе. Девушке было всего шестнадцать лет, она примерно одного возраста с нами, и в тот раз она была без абайи, так как думала, что в доме нет мужчин. С первого взгляда, говорил Зиб Аль-Ард, они влюбились друг в друга, и вскоре уже стали целоваться. Через несколько дней они занимались любовью прямо на кухонном столе. То есть Зиб Аль-Ард стал мужчиной в объятиях второй жены родного отца, пока его мать спала в соседней комнате.

Женщина, вышедшая из первого дома отца Зиба Аль-Арда, вошла во второй его дом. Я снова опустился на тротуар, но всё еще не распрощался с мыслью, что той девушкой могла быть вторая жена отца моего приятеля.

По улице прошло еще несколько человек: группа из четырех женщин, два мальчика, йеменец с кинжалом за поясом, старик, вышедший из виллы напротив, чтобы согнать воркующих голубей с дерева напротив окон. От нечего делать я считал машины, проезжавшие мимо. Третья машина оказалась джипом с тонированными стеклами. Он мчался на огромной скорости, взрывая сонный покой округи. Так ездят только машины «скорой помощи», когда торопятся спасти человеческую жизнь. Должно быть, где-то в районе Аль-Нузла свершался тяжкий грех, и нужно было срочно воздать грешникам по заслугам.

Меня стало клонить в сон. Веки не могли устоять перед мягкими прикосновениями ветерка, нашедшего меня под деревом. Я боролся с дремотой, придумывая себе занятия. Решив изучить то, что происходит слева от меня, я повернулся и увидел медленно идущую женщину. Однако мой мозг был слишком утомлен, чтобы оценить вероятность того, та ли это девушка, которую я жду. Я отвернулся и лег на прохладный асфальт, отдаваясь объятиям сна.

Разбудил меня звук торопливых шагов. Привстав, я увидел, что передо мной лежит клочок бумаги. Я осмотрелся, но увидел только темный силуэт, исчезающий вдали. Схватив записку, я вскочил с земли и выбежал на середину дороги, чтобы успеть разглядеть девушку, но ее уже нигде не было. На улице снова было безлюдно, только на одном из перекрестков медленно двигались четыре женщины, с головы до ног в черном.

Я стоял в лучах полуденного солнца. Пот ручьями тек с моего лба и капал на шею.

Желтый комок бумаги уже отсырел в моем потном кулаке. Напрочь забыв о том, что стою посреди проезжей части, я застыл, погруженный в мечты. К реальности меня вернул автомобильный гудок, пробившийся в мое сознание как будто из-за толстого слоя ваты. С трудом соображая, что происходит, я, наконец, понял, что на меня кричит Мухаммед Али Аль Хиранья — сумасшедший из дома напротив. Он высунул голову из окна автомобиля, за рулем которого сидел его отец, нажимая обеими руками на гудок.

— Убирайся с дороги, — орал Мухаммед.

Я отошел в сторону, давая им проехать, а потом вернулся под свою пальму. Удостоверившись, что за мной никто не наблюдает, я жадно проглотил содержание записки:

Хабиби,[16] ради того, чтобы передать тебе записку, мне приходится сильно рисковать. Три дня подряд я хожу мимо этого дерева, по несколько раз в день, в надежде увидеть тебя. Но все эти дни под деревом было пусто. Не знаю, каковы твои чувства, но я готова приходить сюда каждый день до конца своей жизни, чтобы убедить тебя: ты для меня всё.

Видит Аллах, я должна признаться, что полюбила тебя еще год назад, и с тех пор мои глаза остаются верными тебе. Только ты разделяешь мои одинокие дни и ночи, весной или летом. Когда я впервые увидела издалека твою улыбку, то почувствовала себя путником в пустыне, страдающим от жажды, которому явился мираж. Но когда мне удалось приблизиться к тебе, то я поняла, что это не мираж, а оазис. Впервые в жизни мною овладела жадность: ни с кем я не желаю делиться этим оазисом, хочу, чтобы только я одна упивалась его прохладой и красотой. Салам от всего сердца девушки из Аль-Нузлы.

Я посмотрел на землю рядом с собой, как будто там сидела девушка в черной абайе и вслух читала мне эту записку. Но, увы — никого не было. Тогда я растянулся на тротуаре с запиской в руках и долго лежал, ощущая ее тепло, впитывая ее слова.

По дороге домой я, от избытка чувств, запел песню, которую слышал в лагере беженцев. Это была песня о женщине, которая танцевала под ладанным деревом. И певец потом всю жизнь искал ее, следуя за восхитительным ароматом, оставляемым ею.

2

В четыре часа утра из глубин сна меня вырвал телефонный звонок.

— Алло? Насер! Насер!

— Это ты, Джасим? — спросил я, пытаясь проснуться.

— А кто еще может звонить тебе в такое время? Я скучаю по тебе, дорогой мой. Я хочу, чтобы ты вернулся. В Париже не прекращается дождь, и я брожу по темным улицам, думая только о тебе.

Он продолжал говорить о том, как сильно он скучает, как сожалеет о том, что случилось с Рашидом. Но я хотел спать, мне трудно было вымолвить даже слово. Я тер лицо рукой, чтобы не заснуть прямо с телефонной трубкой у уха.

— Насер, ты там?

— Джасим, прошу тебя, давай в другой раз поговорим.

— Хорошо, я слышу, ты устал и хочешь спать. Скорее бы увидеть тебя снова, мой дорогой.

Я прервал звонок и сбросил телефон со стола.

Ночь была жаркой. Я весь взмок, и перед тем, как вернуться в кровать, принял прохладный душ. Из ванной я вышел в каплях воды, думая, как хорошо было бы обсохнуть в теплых объятиях женщины.

Однако за неимением таковой я завернулся в простыню и уснул с запиской в руках.

Проснулся я около восьми часов. Несмотря на беспокойную ночь, из зеркала в ванной комнате на меня взглянул свежий, бодрый Насер с блестящими глазами. Я весь сиял.