Филипп. Я (не) умею любить - Екатерина Аверина
«Хочешь сейчас – делаешь сейчас, а если не делаешь, значит, не так уж и хочешь», – как-то сказал Дрейк, сидя на капоте своей машины и любуясь загородным закатом.
Вот и с цветами так. Он просто взял и подарил. Приятно, что это попало в список его сиюсекундных желаний.
Надо бы поставить их в вазу и прекратить так глупо улыбаться.
Иду на кухню, кладу букет на стол и шарю по полкам, пытаясь вспомнить, где у нас подходящая ёмкость. Была же, как раз в тон цветов.
– Поговори с ней, – до меня доносятся громкие голоса из кабинета. Градус беседы там явно стал выше. – Лучше так, Алекс, чем ты выхватишь тонну разочарования, и она будет до конца жизни считать тебя лгуном и предателем. И ты знаешь, что я прав!
– Я пытался, – отвечает отец. – Несколько раз. Слова правильные подбирал. В такой ситуации вообще могут быть правильные слова? – голос расстроенный, я бы даже сказала, убитый.
Перестаю дышать, подхожу ближе к двери кабинета.
– Не могу, Дим. Не могу я ей такое сказать! Она до сих пор плачет над любимыми героями книг и спит с плюшевой игрушкой! Я создал для нее этот мир, правильный и безопасный.
– Она взрослая, Сань. Тебе надо было сделать это не сейчас, а гораздо раньше. И не было бы трагедии. И жена бы твоя сейчас не рыдала.
– Да знаю я! – чем-то громыхает отец. – Будешь?
Слышу, как плещется жидкость о стенки стаканов. Понятно, что так громко и глухо стукнуло – бутылка об стол.
– Нет. Я за рулем, – отказывается дядя Дима. – Охрану к ней поставь. Поговори с Денисом. Он подберет правильных людей и понаблюдает за ублюдком. Может, он просто к родителям вернулся. Я слышал, что отец у него в больнице и, скорее всего, уже не выйдет оттуда…
– Бу! – раздается прямо над ухом.
– Ай! – подпрыгиваю на месте. – Ваня, ты сдурел? – шиплю на младшего брата. Толкаю его в грудь и иду за вазой.
– Узнала, почему мама плакала? – серьезно спрашивает он.
– Нет, но похоже это из-за меня, – растерянно ухожу в сторону кухни, сажусь на высокий барный стул и беру братишку за руку.
– Странно, – он совсем по-взрослому обнимает меня. Руки крепкие, на внутренней стороне предплечья, чуть выше середины, красуется татуировка с иероглифами. Еще одно доказательство, что близнецам дают больше свободы. – Не грузись раньше времени, Лис. Я попробую с отцом поговорить.
– Спасибо, – целую его в щеку, ерошу темные волосы, собранные в модную прическу на затылке, невесомо провожу пальцем по выбритому под миллиметр виску. Такой взрослый стал… Хоть и дурачится иногда, как десять лет назад! – Пойдем спать. Если я пропущу еще один день в универе, отец точно меня покусает.
– Прогульщица! – фыркает брат.
Забираю цветы. В комнате ставлю их у кровати на тумбочку. Беру в руки книгу, чтобы отвлечься, но тут же откладываю ее в сторону вспоминая недавние слова отца. Он продолжает видеть во мне ребенка. Надо как-то это исправить.
В голову приходит странная мысль. Вместо того чтобы лечь спать, я разбираю свой шкаф. Вперед вытаскиваю больше классики. Освобождаю три верхние полки и с грустью запихиваю на них все подаренные мне плюшевые игрушки. В комнате становится пусто и неуютно, будто в шкаф я спрятала частичку настоящей себя.
Провожу ладонями по плечам, вздыхаю и начинаю перестилать постель.
Через пару часов пространство вокруг полностью преображается. Конечно, это всего лишь вещи и замена покрывала на кровати на то, которое мне никогда не нравилось, не принесет весомого результата.
Все равно пусть пока побудет так. А завтра я еще раз попробую поискать работу. Рано или поздно отцу придется увидеть, что я выросла. Мне нужно право голоса в собственной семье. И право выбора, которое у меня забрали по умолчанию.
Глава 17
Филипп
Встал под утро, чтобы взять бутылку воды из холодильника, и услышал, как подъехала машина отца. Продрал глаза, подошел к окну. Он громко хлопнул дверью. Идет в дом.
– Не спится? – заходит на кухню, тоже наливает себе воды.
– Что происходит? – сажусь на подоконник, облокачиваюсь спиной на прохладное стекло, складываю на груди руки. – Только давай без твоих любимых штучек, ладно? Я наизусть их все знаю.
– Это не моя тайна, Филипп. Не мне ее и рассказывать. Я просто ездил поговорить с другом. Цветы Алисе ты прислал? – опять переводит тему.
Молчу. Задолбался оправдываться.
– Мне казалось, мы обсудили эту тему. Найди себе другое развлечение, Эту девочку трогать не смей!
– Да пошел ты, – сжимаю в руке пластиковую бутылку до треска, собираюсь уйти.
Отец с силой дергает меня за локоть. По инерции разворачиваюсь.
– Фил! – толкает меня на стену, давит локтем на горло, чтобы не дергался.
Не больно, но неприятно.
– Слушай меня внимательно. Ты можешь злиться на меня за то, что я выслал тебя из страны два года назад. Можешь показывать характер, не возвращаясь в компанию. Можешь трахать доступных первокурсниц сколько тебе влезет. Когда еще делать это, как не в твоем возрасте? Но Алиса Кравцова – не твой вариант. Не отойдешь в сторону, я приму меры.
– Угрожаешь? – дергаюсь, чтобы освободиться.
Отец отпускает.
– Предупреждаю. И ты знаешь, что у меня достаточно влияния для того, чтобы ты подчинился! Но я, мать твою, хочу, чтобы ты меня услышал! Я не желаю тебе зла. Наоборот. Я тебя, идиота, уберечь пытаюсь. Ты думаешь, когда у вас не получится, только ей будет больно? Тебя сломает! И куда ты покатишься? Опять в клубы с бухлом и наркотой?!
– Мне жаль, что ты так и не увидел, что все изменилось, – голос срывается на хрип.
Становится по-настоящему больно. Не позволяю себе показать ему эту боль. Выше поднимаю голову, крепче сжимаю зубы.
– Филипп, – отец отодвигает от стойки барный стул, присаживается на него, широко расставив ноги, упирается ладонями в сидушку. – Может я и не был идеальным отцом. Да не «может», а не был,
