До последнего вздоха - Алиса Ковалевская
Развернувшись, я быстрыми шагами вышел прочь. Мимо Вандора и Дэна. По провонявшему антисептиком и смертью холлу.
— Алекс! – окрик сотряс воздух, звоном отдался в ушах.
Оказавшись на улице, упёрся руками в стену и, стиснув зубы, зарычал. Уничтожу. Каждого уничтожу.
Кулак в бетон. С размаху, до сверкающих звёзд и белых вспышек.
Кроваво-чёрное марево. Ещё и ещё, пока кровь не брызнула в разные стороны.
— Алекс, — Вандор и Дэн скрутили меня, пытаясь отволочь прочь. Хотелось блевать. Кулак врезался в скулу, Вандор матернулся и ответил.
— Прекрати! – рявкнул с яростью. – Что?!
Он рычал. У меня из глотки рвался сип. На губах я чувствовал вкус собственной крови. Скалясь, сипел, а рот наполняла слюна.
Денис отпустил меня.
Я сплюнул на асфальт розово-желчной кляксой. Поднял на Вандора взгляд. Мотнул головой и на хрипе выдавил то, что отсекло жизнь от смерти:
— Это она, Вандор. Это Стэлла.
Глава 5
Алекс
Виски ничего не изменил. Разум оставался предельно ясным, только глотку пекло при каждом новом глотке всё сильнее.
— Хватит, — Вандор забрал бутылку. – Тебе нужно побыть с дочерью. От того, что ты до зелёных чертей надерёшься, лучше не станет.
— А от чего станет?
Очередной вопрос, ответа на который не было. Но Вандор прав. Мне нужно побыть с дочерью. Притихшая прислуга расползлась по углам, в доме стояла гробовая тишина. Только из гостиной звенящей насмешкой доносилось мелодия, изрыгаемая купленной с пару недель назад детской шкатулки. Я привёз её Надии из Франции, куда летал, чтобы проследить за ходом работ по отделке своей виллы на лазурном берегу. Давно собирался заняться этим. Обещал Стэлле, что вилла будет готова к началу зимы, и мы съездим туда на выходные. Она давно хотела во Францию, но всё не складывалось. Пока пришлось ограничиться мелочёвкой: Надии – шкатулка с медвежонком на крышке, Стэлле – браслет из розового золота с малахитом и янтарём. Бутылка красного сухого, чтобы провести вечер у камина.
Вандор хлопнул меня по плечу. Я мог с уверенностью сказать, что мигом раньше он поменял нас местами. Представил себя заходящим за дверь в конце серого коридора морга с приговорённой надеждой в сердце.
— Понятия не имею. Но если тебе что-то будет нужно, дай знать.
— Иди к чёрту, — огрызнулся я.
Провожая Вандора к парадным дверям, я пытался выкинуть из памяти потускневший вьюн на мертвенно-бледном женском бедре. Ни запах крови, ни вид выпущенных кишок не смог бы вызвать у меня большего неприятия, чем этот проклятый вьюн, похожий на сорванный и брошенный в компостную кучу сорняк. Это было даже хуже обожжённого до кости тонкого запястья, хуже изуродованного лица. К горлу подкатила тошнота, желудок скрутило узлом.
Проходя мимо гостиной, я повернул голову и посмотрел на сидящую на ковре у камина дочь.
— Дай сюда, — вернул себе пойло. Глотнул в попытке справиться с норовящими вывернуться наружу внутренностями.
Не помогло. Стало только хуже. Поганый виски. Поганый день. Всучил Вандору бутылку и махнул на дверь.
— Сам найдёшь дорогу.
— Держись. – Его взгляд был холодным. Ни сочувствия, ни жалости, за которые я бы скорее дал ему в рожу, чем бы был благодарен. Ему не нужно было бросаться фразами вроде «тот, кто к этому причастен, ответит». Это подразумевалось без слов.
Мрачно посмотрев в спину удаляющемуся Вандору, я прошёл в гостиную.
— Вон отсюда, — сухо приказал замеревшей у камина няньке.
Та прошмыгнула мимо, не обронив ни единого слова. Только голову подняла и сразу же склонила. Боялась взглядом со мной встретиться. И правильно. Не хрен.
Надия закрыла свою шкатулку. Мелодия оборвалась на середине. В точности, как это бывает с жизнью.
— Папа, когда мама придёт? – Болото, а вокруг – камыши. Я смотрел в глаза дочери, а видел её мать.
Занавеска у окна шевельнулась. Повернулся и… Ничего. Стэлла любила стоять у окна и смотреть, как стекают по стеклу капли воды. Но больше мне нравилось, когда на волосы её падали солнечные лучи. Последний глоток виски был лишним. Ещё немного, и она начнёт мерещиться мне в каждой тени.
— Па-а-ап, — заканючила моя малявка.
Я взял её под подмышками и поднял. Посмотрел так, как не смотрел, наверное, ещё ни разу, и крепко прижал к груди. Носом провёл по тёмным волосам.
— Скоро, — просипел, вдыхая её запах, греясь её теплом.
Сел вместе с ней на диван и, вытащив мобильный, проверил уведомления. Пусто.
— Черт, — процедил с досадой и начинающей просыпаться тревогой.
Дочь отреагировала мигом. Задрала голову. Под её пристальным взглядом я чувствовал себя приставленным к стене на расстреле. Прятаться было некуда. Розовая шкатулка лежала на ковре перед камином в том месте, где несколько дней назад лежали мы со Стэллой. Я водил пальцами по её гибкому позвоночнику и покусывал ягодицы, пока она, посмеиваясь, ела горький шоколад с марципановой начинкой прямо из коробки…
— От тебя плохо пахнет, — вдруг сказала дочь. Слезла с моих колен на диван, потом на пол и, подобрав шкатулку, вернулась.
— И чем от меня пахнет, — взял у неё из рук. Прерванная мелодия продолжилась, заполнила гостиную тихими переливчатыми звуками.
— Так из стакана пахнет. Не вкусно. Когда мама у тебя в кабинете стакан убирала, я ей тоже говорила, что не вкусно.
— Ясно всё, — поставил шкатулку на столик и посадил дочь на подлокотник.
— Так когда мама придёт, пап? Скажи ей, чтобы пришла.
— Скажу. – Цепочка на шее у дочери запуталась. Маленький пегас с сапфировыми глазами повернулся хвостом. Я поправил его. Стэлла хотела подарить ей этот кулон на пятилетие, но не вытерпела.
В конце этого декабря мы обвесили высоченную ель в гостиной серебристыми
