Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Вот почему, как только я переступила порог универа, на меня стали бросать странные взгляды. Если учесть, что я была одна, то они наверняка решили, что эти слухи — правда.
— Ага, обхохочешься, — я поморщилась.
— Так что же на самом деле?
Я снова прикусила губу и некоторое время рассматривала ее, размышляя — говорить ей или не говорить.
— Он в больнице, — тихо сказала я на выдохе.
Глаза Ульяны расширились и она удивленно воскликнула:
— Что? Почему?
— Он… болен.
— Это серьезно?
Я покачала головой.
— Он выйдет где-то на этой неделе. Вот где я была. И Леша никуда не сбегал, а я не делала никакого аборта. Я бы и сегодня поехала к нему в больницу, но родители отправили меня сюда.
Уля, казалось, расслабилась, словно это была хорошая новость, и почувствовала облегчение.
— По крайней мере, ему уже лучше, а ты вернулась к нам, — весело заключила она. Затем ее взгляд переместился за мою спину и ее улыбка стала еще шире. — Таня!
Я почувствовал движение позади себя. Повернув голову в сторону, я увидела, что Таня опустилась рядом со мной, ставя поднос на стол. Хотела бы я возразить против ее выбора места, ведь это было место Леши, но я была слишком слаба для этого. Поэтому я просто вздохнула и отвернулась.
— Ксюша все-таки не беременна, — объявила Уля. — И Леша не в тюрьме. Он просто в больнице.
— Почему он там? — Таня взглянула на меня.
— Он неважно себя чувствовал, — пробормотала я.
— Жаль, что ты не беременна, — сказала мне Ульяна и на ее лице отразилось разочарование. — Я надеялась, что смогу стать крестной мамой твоему малышу.
— Мне было бы искренне жаль этого ребенка, — пробормотала Таня и, когда я посмотрела на нее, она добавила: — Не потому что его отец Орлов, а потому что она его крестная мама, — объяснилась она, взяв в руки стакан с соком, а после обратилась к Уле: — А где твой обед?
Ульяна одарила меня улыбкой и кокетливо захлопала ресницами. У меня не было ни сил, ни желания вступать с ней в полемику и спорить, поэтому я просто подтолкнула к ней свою еду, для которой у меня все равно не было аппетита. Но Таня покачала головой, вернула мне контейнер и обратилась к своей лучшей подруге.
— Нет, Уля. Леши здесь нет, так что у нее есть еда только для себя, — Таня указала в сторону кафетерия. — Иди и купи себе еды.
Уля надулась и показала ей язык. Но вместо того, чтобы посмотреть на нее, как она всегда делала, когда Ульяна выказывала ей свое недовольство, Таня просто проигнорировала ее и сосредоточилась на своей еде.
У меня болезненно сжалось в груди, когда я уставилась на них.
Мне хотелось плакать.
Заплакать и выпустить наружу переполнявшие меня эмоции.
Уля пошла покупать еду, а Таня продолжала молча есть рядом со мной. Я уставилась на свой сэндвич, испытывая противоречивые эмоции, от счастья до грусти.
Счастье от того, что я не потеряла своих подруг.
Грусть от того, что я теряла Лешу.
Девочки считали меня мечтательницей. Наверное, так оно и было. Потому что я продолжала мечтать о том, что для Леши скоро настанут лучшие дни. Что он изменится. Что его можно исправить.
А что, если я не смогу его исправить?
“Потому что иногда, когда с ребенком обращаются жестоко, его разум становится извращенным и он становиться таким же жестоким по отношению к другим.”
Грусть победила в этой борьбе и начала захлестывать меня.
— Сегодня у них были аппетитные на вид булочки, — радостно сообщила Уля, вернувшись с подносом. — Я купила по одной для каждой из нас, — она начала раздавать их. — С черничным вареньем для меня. С клубничным — для тебя, Таня. И с абрикосовым для…
Уля запнулась и в ужасе уставилась на меня. Таня повернулась ко мне и ее глаза расширились. Обхватив меня за плечи, она притянула меня к себе и заставила положить голову ей на плечо.
— Просто выпусти это, Ксюша, — пробормотала она. — Выпусти.
Так я и поступила.
Я выпустила все накопившиеся внутри меня эмоции наружу.
33.3. Новый план
POV Леша
— Что ты читаешь?
Даня застыл с телефоном в руке. Друг сидел, скрестив ноги, на моей кровати, а потому мне стоило только наклониться вперед, чтобы разобраться в том, что я увидел в телефоне Громова, но тот быстро выключил дисплей.
— Что такое “цундере*”? — продолжал расспрашивать я.
— Что?
Я нахмурился, затем повернулся, чтобы взбить подушки позади себя. Мой взгляд упал на Рябинина. Он сидел на диване, скрестив руки на груди, и спал, накинув капюшон. Я откинулся на подушки и повернулся к Громову.
— Ты читал что-то о цундере, — сказал я ему.
— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, — соврал Даня.
— Так ты у нас теперь… Как это называется… Виабу**?
Даня выпрямился и бросил на меня злобный взгляд.
— Нет, блять. Мне просто нравится японская культура.
Я ухмыльнулся.
— Я думал, что единственное, что тебе нравится в Японии — это спать с Гра…
Боль, промелькнувшая на лице Дани, оборвала меня на полуслове, и я молча уставился на друга.
Чувство, которое мне не нравилось, вновь начало терзать меня.
Нет.
Ни за что, блять.
Я этого не сделаю.
— Дань… — начал было я, но Громов прервал меня, вымученно улыбнувшись.
— Ты все чаще стал сидеть без кислородной маски.
— И? — не понял я, к чему он это заметил.
— Без нее ты выглядишь лучше.
Я закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Когда я открыл глаза, Даня опустил взгляд, сцепив напряженные пальцы. Мне не нравилось печальное выражение лица Громова. И мне не нравилась причина такого выражения, потому что я знал, что в этом опять-таки была моя вина.
— Да, я тоже так думаю, — наконец сказал я.
Даня поднял голову и улыбнулся.
— Значит, тебя скоро выпишут отсюда? Мы должны это отпраздновать.
— Не надо ничего праздновать.
— Зануда, — Даня прищелкнул языком. — Давай устроим вечеринку. Вам с Ксюшей не помешает повеселиться и расслабиться.
В этом был весь Даня, пытавшийся подбодрить меня, несмотря на то, что сам был явно несчастен.
— Я подумаю, — пробормотал я и Громов похлопал меня по ноге.
— Я воспринимаю это как “да”.
Друг встал с кровати и подошел к столу, уставленному яствами. В основном это были торты и пирожные, которые приносила Ксюша. Даня вернулся, но вместо того, чтобы сесть обратно на кровать, он придвинул стул и, сев на него, принялся есть шоколадный кекс.
Я был рад, что Ксюши здесь не
