Ева Геллер - Потрясающий мужчина

— Почему он всегда рисует эти метеоритные клинья?

— Поскольку вы сейчас непосредственно связаны с его творчеством, я могу открыть вам один очень личностный мотив, который никогда не упоминает Харальд, — клин трактуют как протест против его отца.

— Как это?

— Вы не знаете его отца? Профессора Зоммерхальтера?

— Нет.

— Профессор Зоммерхальтер — всемирно известный пластический хирург. Харальд упрекает своего отца, что тот превратил красоту в клише, и красота перестала быть темой искусства.

— Ах! — Больше я ничего не смогла вымолвить.

— В принципе, Харальд хотел бы запечатлять красоту, но большинство людей увидело бы в его творчестве лишь вынужденное повторение работы отца. Это психология нашего времени — Харальда хотят классифицировать с оглядкой на его отца, а не через его собственное творчество. Это парализует.

— Парализует, — с искренним согласием кивнул Руфус.

— Харальд должен отрицать работу своего отца, чтобы самому творить. Лишь созданное им самим делает человека счастливым. Харальду, как единственному ребенку в семье, особенно трудно избежать влияния богатства своего отца. Для художника плохо, когда в его жизни все происходит слишком спокойно, без борьбы. Это лишает его силы.

Я дивилась на Вальтрауд — все в ней казалось мне идеальным. Как я могла осмелиться только подумать, что могу конкурировать с совершенной личностью? Я пробормотала:

— Боюсь, Харальд злится на меня.

— Да нет же, — улыбнулась она. — Сегодня после обеда он начнет закрашивать свой клин. А картины будут вывешены за неделю перед открытием. Я организую это через наших экспертов. Они разместят картины, не причинив ни малейшего вреда стенам.

В этом я нисколько не сомневалась.

Она сделала тридцать шесть снимков чудовищной глыбы. После этого Руфусу было дозволено помочь ей собрать прожектора и отнести их в машину. Помимо этого, она подарила Руфусу огромное наслаждение, не отказавшись выпить с нами чашечку кофе.

— Если у вас когда-нибудь возникнут проблемы с картинами, тут же звоните мне в офис, я всегда в вашем распоряжении. — Она вынула из своей идеальной сумочки визитную карточку. — Пожалуйста, не пугайтесь, — сказала она мне, протягивая карточку.

Почему я должна этого пугаться? Я прочла: «Доктор графиня Вальтрауд Вартенштайн».

— Вы графиня? — Я чувствовала себя, как жаба перед принцессой.

— Это то, что так роднит нас с Харальдом. Мы оба всю жизнь вынуждены бороться за то, чтобы нас ценили за то, что мы создали сами. В первую очередь, я не графиня, а специалист по истории искусств.

— Извините, пожалуйста. — Я показалась себе еще более жалкой.

— Вы измучены, — сказала она с сочувствием, — так бывает всегда, когда месяцами увлеченно работаешь и стоишь на пороге завершения. Скоро вы почувствуете себя лучше.

— Пожалуйста, — попросил Руфус, — подскажите мне, как к вам правильно обращаться.

Она улыбнулась:

— Меня зовут Вальтрауд. Если вы с Харальдом на «ты», будем и мы говорить друг другу «ты», хорошо?

— Да, спасибо, — ответил Руфус.

Я тоже сказала: «Да, спасибо».

— Но дорогая, уважаемая Вальтрауд, если ты придешь к нам на открытие третьего ноября, как мне представить тебя тогда? — Руфус прямо соловьем заливался.

— Только запомни, что не говорят «госпожа графиня». Это должно быть «графиня Вартенштайн». Так же, как «граф Дракула». И еще: докторская степень всегда стоит перед графским титулом. Можно, конечно, сказать «госпожа доктор графиня Вартенштайн», но это слишком долго, поэтому «госпожу» опускают. — Она пленительно улыбнулась Руфусу. — А если пишут имя, тогда докторская степень, графский титул, имя, фамилия. Все ясно?

— Да. — Руфус восторженно засмеялся, но какой мужчина устоял бы перед Вальтрауд?

На прощание она сердечно поблагодарила нас. Непонятно, правда, за что. Мы смотрели ей вслед, словно нас посетила фея. Как жабы, набравшие воздуха, мы выпустили его и осели, когда ее «морган» исчез за горизонтом. Руфус в задумчивости вернулся к своему компьютеру.

Тут самообладание изменило мне, и я заревела прямо в свою чашку с кофе. Харальд из другого мира. Мне там не было места. Таня это сразу заметила. Удивительно, что мы никогда не бываем благодарны людям, которые все знают с самого начала, когда в очередной раз оказываются правы.

В обед пришел Харальд, поздоровался со мной как ни в чем не бывало и начал закрашивать свой клин. Белая краска не полностью перекрывала черную.

— Не волнуйся, — сказал Харальд, — завтра я еще раз закрашу, а послезавтра мы увидим здесь одни облака. Я нарисую их для тебя веселее, чем прежде. — Он был обаятельнее, чем когда бы то ни было. Но у меня вдруг появился иммунитет против его шарма.

Я пошла в свою комнату. Я не из его мира. Единственный, кто был ему ровней, — такая идеальная женщина, как Вальтрауд. Я в любом случае осталась бы музой по случаю. Подсобной музой.

Но Харальду тоже нет места в моем мире. Мне больше не нужен мужчина, готовый пожертвовать моей работой, моим успехом ради своего самовыражения. Даже если это такой потрясающий мужчина. Я приняла правильное решение. Музыка в моей голове перестала играть.

96

Все сходилось одно к одному: в понедельник пришло письмо от Элизабет. Вместе с сердечным приветом она посылала мне новый канвейлеровский каталог. На обложке была изображена сама Элизабет. Она сидела за своим красивым столом и красиво улыбалась. «От души поздравляю», — сказала я ее фотографии. Тем самым она заполучила дополнительные десять процентов скидки. В самом каталоге была еще одна фотография Элизабет. С телефонной трубкой у уха, она позировала у стола и с видом знатока рассматривала кусок древесины, который держала в другой руке. За ней во всю стену висел большой календарь деловых встреч на целый год, густо исписанный. Я узнала на календаре четкий почерк Петера. Это он мастерил бутафорию для фотоснимка. Под фотографией было написано: «Рады сообщить вам, что нам удалось получить согласие преуспевающей группы дизайнеров по интерьеру «Лейбниц и партнер» на оформление нашего ярмарочного стенда на выставке «Международная мебель для офисов».

Выдающееся достижение. Я показала каталог Руфусу:

— Вот где я скоро буду работать.

Руфус удрученно покачал головой:

— А ты не можешь остаться здесь?

— В качестве кого? — задала я встречный вопрос. — С ноября госпожа Шнаппензип оставит меня только в роли уборщицы.

Руфус в ответ только вздохнул.