Оливия Голдсмит - Опоздавшая
— Хорошо, если еще не поздно.
Она коротко рассказала Дефине обо всем пережитом на Марианах. Дефина внимательно слушала, изредка кивая головой, затем встала, скрестив руки на груди, и подвела итог:
— Рабство!
Карен кивнула — да, рабство.
— Я никогда не думала, что из-за моды люди должны умирать. Я думала просто: я придумаю блузку, миссис Круз раскроит ее, кто-то еще ее сошьет, кто-то другой — купит, и все разойдутся по домам с оплаченными чеками. Это дело не казалось мне сложным или нечистоплотным. Но чем больше становится наше предприятие, тем хуже становится все вокруг. Если же мы разрастемся до таких размеров, как намечается контрактом с Norm Со, то дело превратится в нечто похожее на наркобизнес. Мы все станем участниками. Мы навязываем модницам высшего общества свою моду, они вынуждены следовать ей. Рабочий люд ухватывает стиль. И не только голубые воротнички, но и розовые — работницы сферы обслуживания. Чем ниже ты в этой цепи, тем дешевле ты покупаешь одежду и тем дешевле должно быть ее производство. За то дерьмо, что они выбрасывают в розничную продажу у Мейсов, надо платить, в том числе и зарплату по его изготовлению. Но неужели для того, чтобы секретарши Америки могли купить полистеровую блузку за девятнадцать долларов и девяносто пять центов, кто-то должен умирать?
В отчаянье Карен залилась слезами. Она плакала навзрыд. Дефина встала из-за стола, обошла его, закрыла дверь, затем вернулась и обняла Карен. В крепких объятьях подруги, на ее теплой груди Карен постепенно оттаивала. Наконец она смогла взять себя в руки.
— И что будем теперь делать? — спросила Дефина.
— Ты должна мне помочь остановить подготовку контракта. Найди, где находятся документы, выясни — не остались ли они еще у Роберта-юриста, может быть, он еще не передал их Хербу. Останови их оформление любыми средствами. А я должна найти мужа.
В комнату вошла Жанет.
— Почему вы вернулись? — спросила она. — Я считала, что вы должны быть в Корее.
— В этом не было необходимости, — сказала Карен.
— Но…
— Жанет, вызови Роберта и узнай, у него ли еще документы по контракту с Norm Со, — резко прервала ее Дефина. — Скажи ему, что мы обнаружили ошибку, сделанную его конторой, и что если он ее не исправит, то его контора понесет всю ответственность. Скажи ему, что Джефри очень огорчен случившимся. Нет, постой, лучше расскажи все это секретарше Джефри, и пусть она передаст сообщение Роберту.
Когда Жанет повернулась и вышла из комнаты, Карен плюхнулась на единственно свободный в комнате стул, не заваленный образцами одежды, выкройками и обрезками материи.
— Где Джефри? — спросила она. — Дефина, не могла бы ты узнать об этом у его секретарши?
— Могла бы, но незачем. Я думаю, что он в мансарде у Перри. Он теперь проводит там много времени.
— В мансарде у Перри?
Перри отдал Карен свой ключ от мансарды, когда уезжал на лечение от алкоголизма. Ключ до сих пор болтался у нее в связке среди других.
— Разве Перри не уехал? А что там делает Джефри? — спросила она.
— Понятия не имею — грубо ответила Дефина. — Тебе лучше знать.
Возможно, он пишет картину, подумала Карен. Вот еще. Моя жизнь разваливается на куски, а он, видите ли, рисует.
— Я позвоню ему.
— Там нет телефона. Перри не то продал мансарду, не то сдал в аренду.
— Боже, да это же убьет его. Он так любил свою мастерскую.
Дефина пожала плечами.
— Так ты идешь или остаешься? — спросила она.
— Иду. Мне надо узнать, что знает Джефри обо всем этом. — Вернусь через час.
— Не зарекайся, — сказала Дефина. — Подожди, я попрошу Жанет заказать машину.
— Спасибо, не стоит. Лучше поспеши с приостановлением контракта, если еще не поздно. Я сбегу по лестнице и поймаю такси.
Карен остановилась на углу улицы почти в том самом месте, где когда-то стоял Перри, освещенный уличным фонарем. Она прошла в замусоренный вестибюль, подошла к пустой кабине лифта и отодвинула дверцу. Карен побаивалась «высокой индустриальной технологии» старых лифтов, но в этом она провожала пьяного Перри домой и теперь припомнила, как работает рычажок, с помощью которого можно заставить двигаться кабину. Ключ от мансарды надо было вставить в отверстие против соответствующего этажа, что она и сделала. Затем, закрыв дверь, Карен нажала на рычажок, И лифт поднял ее на шестой этаж.
Было очень тихо. Мансарда казалась пустой. Бедный Перри! Он говорил ей, что едет лечиться, но не уверен, вернется ли когда-нибудь обратно. Тогда она не понимала этого. Место выглядело обобранным до нитки. Все барахло Перри — его старые диваны, огромные полотна, заляпанные масляной краской столы — все было вынесено. Оставался только запах льняного масла, смешанный с запахом масляных красок. Мансарда выходила окнами на север, и через эти огромные окна холодный свет омывал пустое помещение. Но насчет Джефри Дефина ошиблась. Карен повернулась было идти обратно, но вдруг услышала стон.
Это Джефри? Он упал и разбился? Он здесь один? Он ранен? Единственное, чего не было видно в этом открытом помещении с того места, где она стояла, — это небольшой альков, к которому теперь и пошла, нет, побежала Карен с криком:
— Джефри!
Она резко повернула за угол в небольшую пристройку, заменяющую спальню.
Странно, конечно, но первое, что она увидела, когда вошла в альков, была одежда. Голубая, военного стиля, шелковая рубашка Джефри валялась на полу. Его страусиный Бруно Магли отнюдь не был тщательно расправлен и положен около кровати, как это он делал дома, а валялся посреди комнаты. Цвета зеленого леса льняное платье (Энн Клейн? Калвин Клейн?) и жгуче-розовая замшевая куртка валялись на подоконнике. Кто может носить такое сочетание? — подумала она не к месту. Оценивать моду в такой критической момент? «Я, наверное, совсем спятила». Карен поискала глазами туфли. Где бы могли быть женские туфли? Затем, на другом подоконнике, игравшем, по-видимому, роль ночного столика, она увидела туфельки Гуцци из крокодиловой кожи.
Но кроме одежды здесь была еще и кровать. По крайней мере ее основание и матрас, застеленный белым. Белым по белому — на фоне стены мансарды. Все было белым, кроме теплой кожи Джефри, его волос с проседью, его розовых пяток и бледных раздвинутых ног женщины, лежащей под ним.
Пара застыла, пойманная на месте преступления.
Карен тоже застыла, единственная часть ее тела, которая еще могла двигаться, были глаза. Она чувствовала, что ее кровь тоже застывает от испытываемого ею шока, смущения и стыда. «Чего же я-то должна стыдиться? — спросила она себя. — Это он изменяет мне, а не я ему».
