Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина
Я счастливчик, потому что держу в руках своего абсолютно целого и невредимого кудрявого единорога.
— Но в больницу нужно прямо сейчас — нужно сделать МРТ, наложить швы.
— Дмитрий Викторович — Авдеев. — Охранник подносит к моему уху телефон, я прижимаю его плечом.
Выдыхаю.
— Стася у меня, все в порядке.
— Блядь, Шутов… спасибо. — Скупо, сухо, но я бы сам вряд ли нашел другие слова.
— Стасян, это папа. — Взглядом предлагаю ей взять телефон.
— Ста-сян, — булькает и хихикает. Ей явно понравилось. — Па-па? Па-па!
Я медленно сцеживаю боль сквозь зубы.
Прикрываю глаза всего на секунду.
— Шутов!!! — голос Лори врезается мне в уши. — Пустите меня!!! Я его жена!!! Пустите-е-е-е!
Слабость накатывает так стремительно, что приходится постараться, чтобы сфокусироваться на голосе моей обезьянки. Откуда она тут? Авдеев сказал?
Замечаю Лори, которая буквально разрывает плотный строй мужиков в спецовке. Бросает что-то самому здоровому. Тычет пальцем в мою сторону. Я киваю.
Обезьянка налетает на меня как ураган.
Обнимает, сжимает тонкими руками, ревет навзрыд.
— Шутов, господи, ну почему с тобой все время что-то случается?!
— Мне тут сказали, что я счастливчик, обезьянка. — Вдыхаю запах ее волос.
Сердце щекочется частыми ударами.
Наконец-то абсолютно целое.
Даже если совсем ненадолго.
В больницу мы так и едем — втроем.
Меня забирают на осмотр, потом долго колдуют над рукой, проверяют и перепроверяют, штопают. Засандаливают обезбол.
Доктор выносит вердикт — все в порядке, заражения нет, все цело. Но все равно оставляет под наблюдение еще на пару часов.
Лори ждет меня в палате — заплаканная, бледная.
Обхватывает руками за талию, упирается лбом не в грудь.
Стаси нет.
Хотя я и не надеялся — меня не было примерно час, за это время Авдеев успел бы прискакать за дочерью даже от Канадской границы. Но я благодарен и за то, что у меня было. Жаль, что в таких ебучих обстоятельствах.
— Как ты меня нашла, обезьянка? Авдеев?
— И вот они тоже, — тычет пальцем в ее подарок — часы, которые я, как и обещал, ношу не снимая.
Если честно, даже не помню, чтобы они подавали хотя бы какие-то сигналы.
— Димка, — она всхлипывает, дрожит, но упрямо не дает отодвинуть ее от себя, чтобы посмотреть в лицо, — я же тебя правда очень-очень люблю.
Сдаюсь, запускаю пальцы ей в волосы.
Выдыхаю, наконец, успокаиваясь.
Дверь открывается — в палату забегает Стася, тащит бедного зайца за лапу по полу.
Авдеев — за ней.
Блядь, да что ж он такой-то здоровый, сука?! Еле в дверь влез.
Присаживаюсь на корточки, не веря, что вижу свою кудряшку снова.
Она сосредоточенно смотрит на меня, на переброшенную через манжету руку.
— Больно? — спрашивает еще раз.
— Не-а, просто маленькая царапинки.
Она сама забирается на меня, обхватываю на автомате здоровой рукой, распрямляюсь.
Авдеев смотрит чуть хмуро.
Лори стоит у меня за плечом.
— Стася, это твой крестный… — Сверкающий нимб чуть наклоняет голову на бок, — … крестный папа.
— Кле-ный па-па, — повторяет как попугайчик.
Сука, да я ж сейчас реально пущу мужскую скупую…
Стася перебирается обратно на Авдеева.
Мы пожимаем друг другу руки.
На этот раз основательно прощупав на прочность все суставы, как нормальные мужики.
Вижу по его хмурой роже, что вопрос он решит.
Ну и хорошо.
Я все-таки жене обещал, что буду лапочкой.
Жене, которая тоже меня страхует на поворотах.
Потому что я чертовски уверен в том, что знаю, чьи уши торчат из этого внезапного авдеевского «твой крестный папа».
Эпилог: Лори
Год спустя
Димка встречает нас со Стасей в аэропорту, как всегда — эффектно.
Знает, что на его маленькую гениальную (это не метафора, а доказанный почти что медицински, факт) дочь уже не впечатляют плюшевые игрушки, шарики и разная мишура. Но она по-прежнему фанатка единорогов и поэтому Шутов каждый раз достает ей нового. На этот раз — розового, в венке с ленточками. Держит его под подмышкой, а когда замечает нас в толпе, сразу уверенно топает навстречу.
— Дима! — визжит подросшая на год Стася, вырывает руку и несется к нему навстречу.
Я даже не пытаюсь догонять — это нереально.
Просто потихоньку иду вперед, разглядывая своего абсолютно счастливого мужа, который радостно кружит Стасю в охапке, а она уже сбивчиво, кое-как, пока еще не проговаривая все буквы, рассказывает про самолеты. Ну, пытается.
Я подхожу и терпеливо жду своей очереди на шутовские обнимашки.
— Соскучился, обезьянка, — мурлычет муж, но Стася настойчиво влезает между нами, ревниво пресекая любые поцелуи.
Я трагически закатываю глаза, Димка ржет.
Но когда мы выходим на улицу в этот сумасшедший норвежский снег, с которым не справляется даже вся снегоуборочная техника, Стася все-таки на какое-то время теряет к нам интерес, бросаясь покорять сугробы. Несколько часов назад Вадим передал мне ее с рук на руки в нашей морской столице, где даже в январе — плюс и дождь, самый что ни на есть настоящий.
Димка все-таки дорывается меня целовать.
Обнимает, жадно вталкивает язык в рот, хозяйничает там всего пару секунд, но у меня моментально кружится голова.
Мы всего два дня не виделись, но даже при том, что для нашей жизни на две страны это — довольно частое явление, мы все равно друг за другом скучаем. В принципе, в любой отрезок времени, если он больше восьмичасового сна.
В Осло, у меня, мы проводим большую часть времени, на выходных катаемся к нему в Берн. Хотя чаще проводим их где-то в Европе. За этот год успели, кажется, побывать в большей ее части. А пару месяцев назад, Шутов, наконец, закончил ремонт в нашем доме со своим собственным кусочком моря и там у нас даже маленькая яхта «на приколе». Шесть часов на машине, но я обожаю это место, потому что — внезапно! — мы с Димкой полюбили плавать на яхте.
А еще заниматься в ней сексом.
— Мне нравится ход твоих мыслей, обезьянка, — шепчет на ухо Шутов.
За этот год научился читать мои мысли буквально по взмаху ресниц.
А я даже ответить ничего не успеваю, потому что Стася заряжает снежком прицельно ему в плечо.
— Прости, жена, мне надо кое-кого проучить!
Он издает рык и дает сдачи ответным снежным колобком.
Первый раз Вадим отдал нам Стасю только на выходные, примерно через пару месяцев, после того случая.
Потом — еще через два.
А потом сразу на неделю, потому что собирался
