Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем

Может быть, поэтому мне здесь и нравится. Особенно после Манхэттена, где каждый занят только тем, что продает себя. Есть особая прелесть в таких уголках, где после пяти секунд знакомства ты не знаешь, чем человек занимается, сколько зарабатывает и сколько раз был разведен.

Но я хочу знать такие подробности. Наверное, отчасти потому, что еще не избавился от своих корней «верзилы»[58].

Вы действительно из Индианы?

Так бывает.

Тогда Париж и вправду должен был стать для вас откровением.

Ну… вино там определенно лучше, чем в Индианаполисе.

Я рассмеялась:

Пожалуй, возьму эту строчку на вооружение.

К вашим услугам. Но с одним условием: вы позволите мне пригласить вас на обед.

Должно быть, на моем лице отразилось крайнее удивление, потому что Джим тут же зарделся от смущения и пролепетал:

Конечно, вы вправе отказаться…

Нет, — перебила я его. — Пожалуй, это то, что надо.

Мы договорились встретиться через три дня. Пару раз меня так и подмывало позвонить ему и отменить обед. Потому что меньше всего меня сейчас интересовали такие свидания. У меня не было ни малейшего желания объяснять кому бы то ни было, что произошло со мной за последние полгода. Да и к тому же я была беременна, черт возьми.

Но другой голос нашептывал, что пора заканчивать с жизнью затворницы. В конце концов, это был всего лишь обед. Да и Джим не производил впечатления парня с клыками, спящего в гробу. Хотя я и сторонилась общества, до меня вдруг дошло, что я начинаю скучать по отсутствию компании. Так что я надела приличное платье, подкрасилась и позволила Джиму отвести меня в обеденный зал ресторана «Стоу Хаус». Поначалу он слегка нервничал и был нерешителен — что одновременно умиляло и раздражало, поскольку мне самой приходилось напрягаться, чтобы завязать разговор. Но после второго коктейля он заметно расслабился. К тому времени, как в него была закачана бутылка вина (я ограничилась двумя бокалами), он начал демонстрировать интеллект и незаурядное остроумие… до сих пор таившиеся за консервативным фасадом.

Знаете, что мне больше всего понравилось в Париже? Разумеется, помимо непревзойденной красоты этого города? Возможность бродить до рассвета. Я проводил на ногах большую часть времени, гулял ночи напролет, переходил из одного кафе в другое или же просто отмерял шагами мили. У меня была крохотная комнатка в Пятом округе, прямо возле рю дез Эколь. Пятидесяти долларов в месяц мне хватало на то, чтобы платить за аренду и жить в свое удовольствие. Я мог целыми днями просиживать за книгой в знаменитом кафе «Ле Бальзар», оно находилось прямо за углом от моей хибары. А еще у меня была подружка-библиотекарша по имени Стефани, которая переехала ко мне на последние четыре месяца моего пребывания… и все никак не могла понять, какого черта я собираюсь променять Париж на преподавательскую работу в Брансуике, штат Мэн…

Он сделал паузу, вдруг смутившись.

И это мой последний бокал вина на сегодня, иначе я стану похожим на ходячее издание «Тайны исповеди».

Продолжайте, encore un verre[59], — сказала я, выливая ему в бокал остатки вина из бутылки.

Только если вы присоединитесь ко мне.

Я — экономный вариант для свиданий. Два бокала — мой предел.

И всегда так было?

Я уже собиралась ляпнуть откровенную глупость, вроде: «По предписанию врача мне нельзя выпивать больше двух бокалов вина в день». Но ограничилась скромной отговоркой: «Я быстро пьянею».

В этом нет ничего плохого, — сказал он, поднимая бокал. — Sante[60].

Так почему же вы бросили Стефани и la vie parisienne[61] ради колледжа Боудена?

Не пытайте. Иначе меня опять захлестнет волна антипатии к самому cебе.

Перспектива не из приятных. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Что я могу сказать… кроме того, что я сын ультраконсервативного, сверхосторожного страховщика из Индианаполиса. И если ты вырос в мире страхования, то и мыслишь соответственно. Так что хотя Париж и был моей великой мечтой, но когда поступило предложение о работе в Боудене… это же гарантированный кусок хлеба, не так ли? Социальный пакет, надежность, престиж профессии. В общем, весь этот скучный набор осторожного человека… о чем вы, я уверен, понятия не имеете, и это здорово.

Как раз наоборот. Мой отец занимал высокую должность в страховой компании в Хартфорде. И мой парень занимался пиаром для…

Я осеклась.

О, так у вас есть парень? — спросил он с нарочитой непринужденностью.

Был. Все кончено.

Он попытался скрыть охватившую его радость. Ему это не удалось.

Извините, — произнес он.

Все это случилось примерно в то же время, когда мой брат… Вы знаете историю моего брата?

Его лицо вновь стало серьезным.

Да. Когда в разговоре с моим коллегой я обмолвился о том, что вы посещаете мой курс, он сказал, что читал в новостях о вашем брате…

О его смерти.

Да. О смерти. Мне действительно очень жаль. Наверное, это было…

Да, именно так.

И поэтому вы переехали в Мэн?

Одна из причин.

А ваш бывший парень — это другая причина?

Скажем так, он добавил негатива.

Представляю, какой это был тяжелый год для вас…

Всё, на этом остановимся…

Извините, я… может…?

Нет, вы были очень деликатны. Просто… я действительно не привыкла к таким дозам сочувствия…

Хорошо, — сказал он. — Тогда я буду играть роль жесткого циника.

У вас не получится, вы же из Индианы.

На Манхэттене все такие остроумные?

А в Индианаполисе все такие льстивые?

Уф.

Это не в обиду сказано.

Но и не в качестве лести.

Touche[62]. А вы сообразительны.

Для парня из Индианаполиса.

Могло быть хуже.

Это как же?

Вы могли оказаться родом из Омахи.

Он адресовал мне одну из своих озорных улыбок. И сказал:

Мне нравится ваш стиль.

По правде говоря, мне его стиль тоже понравился. Провожая меня в тот вечер до дома, он спросил, не хочу ли я рискнуть жизнью и конечностями, совершив с ним однодневную поездку на машине в ближайшую субботу.

А что такого опасного в вашей машине? — спросила я.

Водитель.

Его автомобиль оказался двуместным «альфа-ромео» с откидным верхом, ярко-красного цвета. Я опешила, когда в субботу утром он подрулил к моему дому.

Не слишком ли вы молоды для кризиса среднего возраста? — спросила я, проскальзывая на низкое пассажирское сиденье.

Хотите верьте, хотите нет, но это подарок отца.