Джоан Коллинз - Лучшее эфирное время
– Выход один – новички. Мы пригласим на пробы только их. Десятки новых имен, – петушился Эбби, торжествующе вонзаясь в голубя. – Но, – подмигнул он, – пригласим на пробы и звезд. Какая реклама! Можете себе представить? Биссе, Стрип, Ламаз! Боже, это будет подобно динамиту.
Кровь застыла в жилах Сисси. Ламаз! И они собираются пробовать эту мексиканскую потаскуху? Они что, с ума спятили?
Вот уже пятнадцать лет Розалинд и Сисси были кровно враждующими фаворитками Голливуда. Сама мысль о том, что Розалинд Ламаз рассматривают в числе претенденток на этот лакомый кусочек, настолько взбесила Сисси, что она даже поперхнулась шампанским. Пытаясь обуздать свой гнев, она начала посылать ответные знаки внимания Нику, чьи пальцы блуждали по ее бедру, обтянутому платьем от Боба Макки, но мысли ее были очень далеко.
Сисси хотела эту роль. Она вдруг поняла, что это сможет оживить ее угасающую карьеру. Шикарные туалеты «от кутюр», драгоценности, роскошный особняк в Бель-Эйр и дифирамбы подхалимов не могли скрыть того, что она уже немолода, не так популярна и ей уже не предлагают роли в первоклассных фильмах, в которых теперь блещут, в основном, девятнадцатилетние, следуя по стопам «звездного» триумвирата – Фонды, Стрейзанд, Ланж. Она осушила еще один бокал шампанского и одарила Ника улыбкой, которая когда-то была лучезарной, а теперь выглядела скорее оскалом.
Блестящие мини-серии, популярный телесериал! Звучит неправдоподобно заманчиво. Сисси нужна была роль, и она была готова на все, чтобы ее добиться. Видит Бог, фильмы такого уровня выходили теперь все реже и реже. Кассу делали боевики – серии с Джеймсом Бондом, «Супермен», «Инопланетянин». В цене были и фильмы ужасов, дешевые комедии, рассчитанные на юнцов и подростков; новички, занятые в главных ролях этих фильмов, так же напоминали настоящих звезд экрана, как Лэсси. Зловещее предзнаменование. Время очаровательных любовных историй, на которых Сисси сделала карьеру в шестидесятых и семидесятых, безвозвратно ушло; что ж, значит, надо идти в ногу со временем.
То же происходило и с Сэмом. Эпические приключенческие фильмы, в которых он блистал в пятидесятых, шестидесятых и семидесятых, уже отжили свой век и пользовались популярностью лишь на телеэкране, появляясь в ретроспективных показах. Последние три фильма Сэма потерпели полное фиаско. Молодая зрительская аудитория сегодня уже не воспринимала главного героя почти полувекового возраста. Ньюман, Редфорд и Николсон – другое дело, они были специфичны. Совсем не похожие на героев Сэма, истинные суперзвезды. Сэм же был последователем старой актерской школы – школы Кэри Гранта, Роберта Монтгомери, Уильяма Пауэлла. Их стиль – живой ум, утонченность, недосказанность, блеск, романтизм, авантюра – сегодняшними детьми уже не воспринимался. А именно дети оставались единственной опорой кинематографа, заполняя пустующие кинозалы. Те, кто постарше, то есть все, кому за двадцать восемь, предпочитали оставаться у домашнего телеэкрана. Вечерний выход из дома обходился слишком дорого. Если в семье дети, надо заплатить няне, а уж если выбрался из дома, то, перекусив на улице хотя бы гамбургерами, запарковав машину и купив билеты в кино, рассчитывай на полсотни долларов за двоих. Так что семейная публика предпочитала оставаться дома, где можно было спокойно, не снимая тапочек, следить за хитросплетениями новейших телесериалов, таких, как «Старски и Хатч», «Ангелы Чарли» или «Даллас», и наслаждаться игрой любимых актеров шестидесятых – семидесятых, вроде Сэма Шарпа, в фильмах тех лет, которые охотно предлагало телевидение.
Сэма всегда приятно удивлял высокий рейтинг его фильмов на телевидении. Как правило, они выходили в лучшее эфирное время, наравне с новейшими телешоу, и неизменно «рейтинг Нильсена» свидетельствовал о популярности Сэма среди телезрителей. Его «телеквота» была одной из самых высоких, хотя он никогда не снимался специально для телевидения.
Несмотря на то что телекомпании и продюсеры не признавали этот показатель, «телеквоты» (ТВК) были своеобразным конкурсом на популярность, который проводился среди зрителей в обстановке полнейшей секретности, так как гильдия актеров кино считала это «неконституционным». Тем не менее конкурсы продолжались, и те актеры, которые получали наивысшие ТВК, имели высшие ставки. И лучшие роли.
Втайне от всех Эбби предложил Сэму сняться в «Саге». Устоять перед таким предложением было трудно. Пятьдесят тысяч за серию, по меньшей мере тринадцать серий в течение года, а в случае успеха сериала телекомпания гарантировала еще двадцать три серии на следующий сезон. Это означало миллион чистой прибыли за год. Сэм серьезно задумался, но Сисси пока ничего не говорил.
Ему предстояло сыграть главу семейного клана фабрикантов и модельеров одежды из Ньюпорта. Предполагалось несколько съемочных недель в Ньюпорте – две-три в сезон, и Сэма очень вдохновляла эта перспектива: он обожал океан, и, кроме того, была возможность блеснуть на своей огромной, девяностопятифутовой яхте. Его персонаж, Стив Гамильтон, имел преданную жену, двух бывших жен, враждующих за наследство, и шестерых детей – по мальчику и девочке от каждого брака.
Сэму предстояло сниматься два-четыре дня в неделю, не больше десяти часов в день. Внимание к его персоне обещало быть исключительным. Ему будет предоставлено право одобрения актерского состава, директора фильма, сценария, в его распоряжении будут дублер, круглосуточно – слуга и повар в студии, оплачиваемые компанией, гардероб, выполненный его лондонским портным Дугом Хайвардом, которого дважды в год за счет компании будут приглашать для примерок. Естественно, всю одежду он сможет оставить себе. Кроме того, его ожидали «кадиллак» с затемненными стеклами и шофером, который будет доставлять Сэма в студию и обратно, а также личные гример и парикмахер, которые займутся его внешностью.
Да, компания сулила щедрости небывалые – не сравнить с тем, что имеют другие актеры на телевидении. Сэм был серьезно заинтересован. Очень серьезно. Жаль, что отец не дожил до этого дня и не видит, каким большим человеком он стал. Не Джон Уэйн, конечно, но все-таки…
Джон Уэйн. «Настоящий мужчина, – говорил о нем отец, когда по субботам они, бывало, выбирались в кино в Талсе, где Сэм родился и вырос. – Вот мужчина, сын. Присматривайся, как он ходит и говорит. В нем нет ни капли чужого дерьма, парень. Таким должен быть настоящий мужчина. Он босс, глава семьи, кормилец, он всегда на виду, запомни».
Маленький Сэм кивал, с благоговейным трепетом взирая на огромное черно-белое изображение ковбоя на экране. Джон Уэйн был и без того мощной фигурой, но экран еще больше усиливал впечатление. По правде сказать, Уэйн немногим отличался от Хэнка, отца Сэма. Хэнк был огромного роста, мужчина ковбойского типа, с лицом, словно высеченным из гранита; он жевал табак и сплевывал его на тротуар, напивался с ребятами в баре каждый субботний вечер. Завершая попойку непременной дракой, он шел домой, в свою крохотную двухкомнатную хибару, будил Лиззи, мать Сэма, которая буквально цепенела под его взглядом, и без преамбулы, лишних слов, поцелуя или объятий набрасывался на нее, наполняя дом такими стонами, мычанием, ругательствами и звуками побоев, что Сэм оказывался невольным свидетелем происходящего. Он слышал крики матери, умолявшей: «О нет, Хэнк, нет, не сегодня, у меня кровотечение». Слышал хриплый, пропитой голос отца, который приказывал ей: «Заткнись и задери рубашку, женщина. Мне не надо смотреть на это, мне надо только кое-что туда засунуть». Слышал сдавленные крики матери, а потом ругательства отца: «Посмотри на это, посмотри, что ты со мной сделала, женщина. Посмотри на эту кровь. Ты порочная женщина, и господь Бог накажет тебя за эту грязь, что у тебя между ног». До Сэма доносился звук пощечины и приглушенные рыдания матери, когда дом уже сотрясал храп отца. Сэм шел на кухню, где, тихонечко всхлипывая, сидела мать, прижимая кусочки льда к припухшим глазам.
