Татьяна Воронцова - Невроз
– А вы язычница, – заметил он с удовольствием.
Ее это не смутило.
– Все психиатры по большому счету язычники. Как вы думаете, почему практически вся психологическая символика основана на древнегреческой мифологии?
– Ну, Древняя Греция – это колыбель современной цивилизации.
– Верно. Ключевое слово – «древность». Мифологические содержания фантазий или сновидений свидетельствуют о том, что вы прикоснулись к самому древнему слою бессознательного, где дремлют общечеловеческие, изначальные образы, так называемые архетипы.
– Если можно, подробнее.
– Вы образованный человек, Грэм, и наверняка слышали о том, что, помимо сознания и личного (индивидуального) бессознательного, существуют определенные базовые структуры мозга, единые для всего человечества. Это и есть коллективное бессознательное. Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (намеренно забытые), тягостные для субъекта впечатления, а также некоторые подпороговые восприятия, которые оказались недостаточно сильны, чтобы достичь сознания. Коллективное бессознательное – это царство изначальных образов. Они представляют собой одновременно и чувство, и мысль; они даже обладают неким подобием собственной, самостоятельной жизни, вроде жизни частичных душ в философии гностиков, из-за чего их еще принято называть автономными комплексами. Ваш сон, где вы разделяете участь царя Иксиона, построен отнюдь не на индивидуальном материале, он говорит на универсальном языке – языке мифа, – и мы вполне можем позволить себе, отыскав соответствующие параллели, выстроить весь контекст.
– Похоже, это самое коллективное бессознательное уже давно не является для вас загадкой.
– Напротив. Доктор Юнг постоянно подчеркивал, что не следует поддаваться иллюзии, будто действительная природа бессознательных процессов уже познана. Нам никогда не удастся продвинуться дальше некой условной аналогии.
– Ладно, сдаюсь. Я в самом деле недооцениваю вас, сам не знаю, почему. Извините. А теперь, когда я низвергнут и растоптан, быть может, вы наконец объясните, что означают эти повторяющиеся сновидения?
Он признавал себя низвергнутым с той же высокомерной улыбкой, с какой говорил «но, возможно, вам удастся доказать мне обратное». Гнусный манипулятор!
– Сновидения не играют с нами в кошки-мышки. Они всегда говорят именно то, что хотят сказать. Правда, мы не всегда понимаем их язык, но в данном случае это не очень трудно. Вы видели себя повторяющим судьбу Иксиона, стало быть, вы и есть Иксион. То есть та часть вашего драгоценного «я», которая доступна для обозрения, имеет вид талантливого и успешного писателя, весьма довольного собой и безжалостно высмеивающего любые попытки призвать его к благоразумию. Но тайная, невидимая часть, ваш темный двойник, ваше sol nigredo[3] – это царь Иксион.
– Гордец и соблазнитель, – медленно повторил Грэм ее слова. Покачал головой. – Так вот я каков...
– Не вы. Та часть вашей психе, которая отозвалась на идею присвоения божественной собственности с последующим распятием и таким образом активизировала архетип. Однако следует помнить не только о преступлении и наказании, но и о том, что это было за наказание. Распятие на колесе – отнюдь не то же самое, что распятие на кресте. Надеюсь, вы это понимаете.
– Да.
– Идея колеса-солнца необычайно стара, возможно, это древнейшая из всех религиозных идей. Распятие на нем является жертвой, при помощи которой предполагают умилостивить солнечное божество, подобно тому как плодородие земли обеспечивается ритуальным совокуплением на пашне.
Неожиданно он встал и, держа руки в карманах, прошелся по кабинету. Нервная, развинченная походка... Сшитая точно по фигуре, слегка измятая одежда... Рите отчего-то вспомнилось знаменитое выражение – «героиновый шик». Кажется, так говорили про Кейт Мосс, вечно сидящую на опиатах.
– Скажите, Грэм, вы отдаете себе отчет в том, какое впечатление производите на окружающих?
– Думаю, самое разное. Это зависит от обстоятельств и от того, какого рода отношения связывают меня с этими людьми.
– Вас интересует чужое мнение?
Он широко улыбнулся:
– Боюсь, что нет. Это очень плохо?
– Плохо? Не знаю. Я здесь не для того, чтобы отчитывать вас за плохое поведение или пытаться что-либо в вас изменить. Люди бесконечно разные. Вы такой, какой есть, и с этим ничего не поделаешь.
– Тогда чего ради мы пережевываем эту жвачку: мои впечатления, мои воспоминания, мои сны?
– Я стараюсь помочь вам обрести утраченную целостность. Хотя, конечно, достичь абсолютной целостности все равно не удастся, да это и не нужно. Естественное состояние человеческой психе состоит в столкновении различных ее частей. То есть ей присущ определенный уровень разъединенности – состояние, которое буддисты называют «десятью тысячами вещей». – Она немного помолчала. Стоит ли объяснять так подробно? – Где-то внутри вас произошел болезненный раскол, так называемая диссоциация личности, вызванная наличием комплексов. В их наличии нет ничего патологического, но если комплексы несовместимы, то некоторые из них, наиболее оппозиционные сознанию, откалываются и начинают жить собственной жизнью. Когда расщепление достигает органических структур, можно с полным правом говорить о психозе. В вашем же случае это обыкновенный невроз.
Глубоко засунув руки в карманы и от этого немного сутулясь, он стоял посреди кабинета и мрачно смотрел на сидящую за столом Риту.
– Почему вы решили, что вам это удастся?
– Удастся что?
– Помочь мне обрести утраченную целостность.
– Послушайте, Грэм. – Она чуть подвинулась к спинке кресла и аккуратно сложила руки на коленях. – Вы писатель, для вас естественно иметь дело с образами, идеями и их словесным выражением, но вы никуда не годитесь как врач, поскольку не имеете для этого ни соответствующих знаний, ни опыта. Я же не в состоянии написать ни строчки, если только это не медицинское заключение, зато в кресле психиатра чувствую себя на своем месте. Я пользуюсь авторитетом у коллег, и мне доверяют пациенты. Если бы речь шла о литературе, то вы были бы экспертом, а я – дилетантом. Но поскольку речь идет о психологии неврозов, смиритесь, что я эксперт, а вы дилетант.
Он молчал. Трудно было сказать, о чем он думает. Может, о том, что пора сматываться? Браслет из белого металла сполз и слегка провис на запястье, показавшись из-под манжеты рукава.
– Не хотите присесть и продолжить рассказ? – поинтересовалась Рита как можно дружелюбнее.
– Рассказ? – в замешательстве переспросил Грэм.
