Отголоски тишины - Энн Малком
Вот почему я пела «The Greatest» группы Cat Power в гараже, который мама помогла мне превратить в место для репетиций нашей недавно созданной группы.
С той среды, когда родилась наша маленькая группа, события проносились словно вихрь. Казалось, я проводила каждую свободную секунду с мальчиками, быстро ставшими моими лучшими друзьями помимо товарищей по группе. После школы и в обеденные перерывы мы все время посвящали игре. Мне это нравилось.
Мне казалось, я открыла силу и красоту музыки. Играть на гитаре в одиночку — это одно, но играть как часть целого, с людьми, одержимыми той же страстью, было потрясающе.
Именно тогда я осознала, чем именно хочу заниматься. Всю свою жизнь я хотела связать с музыкой.
Это помогло мне отвлечься от того, что я не видела и не слышала Киллиана со вторника.
Наша школа была маленькой, шансы, что я наткнусь на него, должны были быть высокими, но, учитывая, что он не ходил ни на один из моих уроков, а все свое время я проводила на репетициях с мальчиками, я предположила, что это не так уж и неправдоподобно. Он куда-то пропал. В столовой я безуспешно искала его одетую в кожу, высокую и чрезвычайно восхитительную фигуру. На самом деле, времени на поиски у меня было не много, учитывая, что мы оставались там достаточно долго, чтобы мальчики успевали перекусить, а затем возвращались в зал репетировать.
Хотя нам требовалось настоящее помещение для репетиций, учитывая, что мистер Хейзелтон наткнулся на нас в пятницу, когда мы играли во время перерыва между занятиями. У всех нас был перерыв. Ну, кроме Сэма, но он заявил, что предпочел бы «слушать Джастина Бибера на повторе всю оставшуюся жизнь вместо того, чтобы ходить на уроки истории».
Мы только что закончили чертовски потрясающей сет, когда появился мистер Хейзелтон, скрестив руки на груди и состроив недовольную гримасу.
— Вот дерьмо, — пробормотал Сэм рядом со мной.
— И что же вы здесь делаете? — рявкнул мистер Хейзелтон, обращаясь ко всем.
— Эм, мне неудобно указывать на очевидное, мистер Хейзелтон, но мы занимаемся музыкой. Репетируем ради великого будущего нашей группы, — протянул Сэм, слегка ухмыляясь.
Мистера Хейзелтона его объяснение не впечатлило.
— Я вижу, чем вы занимаетесь, мистер Кеннеди, — огрызнулся он.
— Ну, тогда зачем спрашивать? — пробормотал Сэм себе под нос.
Мистер Хейзелтон прищурился.
— Я вижу, чем вы занимаетесь, но не понимаю, почему вы считаете, что это верное использование школьного имущества и вашего времени, — резко продолжил он. — Школа предназначена для того, чтобы совершенствоваться, создавать свое будущее. — Он окинул Сэма пренебрежительным взглядом. — По крайней мере, для большинства учеников. Тратить впустую не только свое время, но и время мисс Спенсер откровенно неприемлемо.
— Ну, технически это наше время на обучение, и мистер Гамильтон разрешил нам, — вмешалась я дружелюбным тоном, хотя я не переносила мистера Хейзелтона с момента его разговора с Киллом.
— Я поговорю с мистером Гамильтоном о том, что он позволяет ученикам тратить свое время на такие, — он поморщился, — тривиальные занятия, — пообещал он.
— Жизнь, прожитая ради искусства, никогда не будет потрачена впустую, — вмешался Сэм, сам прищурившись.
Мистер Хейзелтон одарил его пристальным взглядом.
— Мне не нравится подобное легкомысленное отношение, мистер Кеннеди. Я хочу, чтобы вы все ушли отсюда, прежде чем я вас накажу.
Он еще раз предупреждающе взглянул на нас, затем развернулся и ушел.
— Бро, ты реально только что процитировал Маклемора мистеру Хейзелтону? — недоверчиво спросил Уайатт, когда дверь захлопнулась (прим.: Бен Хаггерти более известный под псевдонимом Маклемор, ранее известен как Профессор Маклемор, — американский рэпер и музыкант).
Сэм повернулся к нему и пожал плечами.
— Ну, Платона мне точно не запомнить.
На мгновение мы все замолчали; затем расхохотались, за исключением Сэма, который в замешательстве таращился на нас.
Итак, во избежание гнева мистера Хейзелтона, мы с мамой выделили субботу, чтобы превратить наш гараж в место для репетиций. Мама сделала это под принуждением и все время жаловалась. Ей не нравилась идея ручного труда, но она более чем поддерживала нашу группу. Даже убедила себя, что станет нашим «маманеджером», когда мы добьемся успеха. Не важно, что она еще не познакомилась с мальчиками и не услышала, как мы играем, она все равно поддерживала меня. Как и всегда.
Но с того дня неделю назад она изменилась. Причины я понять не могла. Она по-прежнему смеялась, шутила и поддразнивала, как обычно, но с ней творилось что-то неладное. Спросить я не могла, потому что не понимала, как сформулировать вопрос. Вместо этого я пела.
Я настолько увлеклась музыкой, текстом, что не замечала ничего, кроме проходящей сквозь меня мелодии и слов.
И только когда воцарилась тишина, и мой разум снова включился, я осознала, что пела не только маме.
— Ну как? Ничего звучит? — спросил я ее, сначала не заметив других зрителей на подъездной дорожке.
Пока один из них не ответил, поскольку мама молчала.
— Это было круто, Лекси! У тебя отличный голос, девочка, — громко воскликнул кто-то.
Я вздрогнула от незнакомого мужского голоса, и мое лицо вспыхнуло, когда я заметила его владельца. Точнее, того, рядом с кем стоял владелец. Это был Лаки лысый мужчина с татуировками, которого мы встретили в тот день, когда у нас сломалась машина, кто с ужасом мог поверить, что я мамин ребенок, и много ругался. Мама сказала мне его имя, когда я о нем спросила. Он опирался на нашу машину вместе с Киллианом, чьи глаза впивались во все уголки моего тела.
Я тут же опустила голову, принявшись теребить струны гитары.
Несмотря на его отсутствие даже на несколько дней, воспоминания о нашей связи, казалось, все больше и больше оставались в сфере моего воображения, и в тот момент я не была уверена, придумала ли я их себе. Мне не хотелось выставлять себя краснеющей дурочкой. Более того, мне не хотелось знать, насколько я ошиблась, если посмотрю ему в глаза и не увижу того выражения, которое видела в них несколько дней назад.
Поэтому, пока Лаки и мама болтали о машине, я опустила голову, сосредоточившись на гитарных струнах, будто от
