Ослеплённый ненавистью - Светлана Суханова
— Что то случилось? Конечно, обсудим в кабинете! — отвечает Николай Петрович.
— Матвей не обижайся, но я бы хотела поговорить наедине с твоим отцом! — говорю, смотря на парня.
Вижу как меняется его настроение. Но он пытается сдержаться. Хватает стакан с водой, отпивает и выравнивает дыхание.
— Так, а что насчёт прогулки? Мы вчера договаривались с тобой! — чеканит он слова.
— Извини! Думаю, что сегодня я вряд ли смогу что — то достойно оценить. Мы можем отложить? — спрашиваю у Матвея.
Вижу каким пламенем, загораются его глаза. Он поджимает губы. Кидает короткий взгляд сторону отца и опять переводит на меня.
Если бы не сидящий Николай Петрович, уверена он бы мне ответил. А так, Матвей отодвигает тарелку и встаёт.
— Матвей?! — серьёзный тон Соколова старшего.
— Спасибо! Наелся! — произносит с ядом в голосе и покидает столовую.
Я смотрю на ровную спину уходящего парня.
— У вас что — то произошло? Ты об этом хочешь поговорить? — вглядывается Соколов старший.
— Нет. С Матвеем мы наладили общение! — произношу и понимаю, что сейчас я уже не уверена в этом.
— Я насчёт Лилии Сергеевны, поэтому думаю, что Матвею пока лучше не слышать нашего разговора. А там если надо, вы ему сами расскажете! — произношу в ответ.
Николай Петрович молча кивает и мы продолжаем завтракать в тишине.
В душе образовывается ком, ведь я обидела Матвея. Вчера он очень помог мне, утешил, не задавал лишних вопросов. А сегодня, я всё испортила.
Надо было согласиться на прогулку. Но я не уверена, что хочу ходить, гулять.
Мне надо связаться с отцом. И если это всё правда, нужно помочь Лилии Сергеевне.
После завтрака идём в кабинет. Сажусь в кресло и немного пугаюсь. Что именно сказать? Как лучше поступить?
— Ну рассказывай Марина! — мягко произносит Николай Петрович.
— Дело в том, что вчера я говорила с Лилией Сергеевной! У отца возникли сложности и они сказали, что хотят чтобы я ещё у вас погостила. Но я считаю, это неправильным. Поэтому, вы можете мне купить билет до Москвы? А там они меня встретят, — говорю открыто о своём желании.
Соколов старший хмуро смотрит на меня.
— Я тоже говорил с Лилей. И думаю у нас разная информация. Она выслала деньги, для твоих развлечений и карманных расходов. И сказала, что ты задержишься у нас на все новогодние праздники. Хотя я и так бы обеспечил тебя карманными расходами. Тем более, что ты из комнаты не выходишь, какие там расходы.
— Она не сказала мне! Но думаю, я там буду полезней, чем тут висеть на шее у вас!
Соколов молчит.
— Насчёт висеть на шее, чтобы я не слышал больше. У твоего отца явно проблемы в бизнесе, раз Лиля продаёт квартиру в Москве, автомобиль. А вчера она спрашивала о своём пакете акций. Она как моя жена, кхм, по документам мы не разводились, владеет некоторым совместным имуществом. Так вот, раньше она никогда не хотела его присваивать себе. А вчера спросила. Видимо финансовое положение пошатнулось. И раз она попросила тебя приютить, значит им лучше чтобы ты была здесь! Мы присмотрим и не обидем. Понимаю, новый год семейный праздник, да и молодая ты, друзья, подружки, но Лилия считает что здесь тебе будет лучше! Поэтому давай лучше дружить. Я не думаю, что ты надумаешь сбежать от нас, доставляя новые проблемы своей семье. И мне дополнительные седые волосы. Пожалуйста!
Я смотрю на этого человека. Она ему реально не сказала всего. Но он уже готов помогать нам всем.
Матвей, явно не в его характер.
— Я вас поняла! Но я вам буду мешать на новый год! — испробовала последний аргумент.
— Я последние года встречаю его дома, с мамой. Матвей тоже дома, потом уезжает к друзьям в свой клуб. Можешь остаться с нами, можешь поехать продолжать с ним. Это твой выбор. Так что, ты никого не напрягаешь своим присутствием. Наоборот, новый человек, интересней беседа за столом.
Ну как можно быть таким добрым! Чересчур!
— Я поняла вас! — встаю и выхожу из кабинета.
На душе тоска. Я по — прежнему не могу осознать ситуацию с отцом. Видимо поэтому, я так часто набираю его номер, чтобы услышать ответ. Но безрезультатно.
Поднимаюсь, но не к себе. Стою возле дверей комнаты Матвея.
Я обидела его своим поведением. Но и объяснить пока, ничего не могу.
Стучу в дверь. Но ответа нет.
Внезапно дверь распахивается перед моим носом.
— Чего тебе? — рыкает Соколов младший.
— Можно войти? — отвечаю со страхом в голосе. Весь его вид наводит ужас на меня. Он стоит передо мной злой, но красивый. Или красивый и злой.
— Нет. Я собираюсь уходить! — бросает он.
— Я хотела поговорить! — не отступаю от дверей.
— Я не хочу слышать ничего! Зачем мне знать, как ты убиваешься по своему московскому утырку! — зло цедит Матвей.
И в этот момент в его глазах горит огонь ярости.
— Ты не правильно меня понял. Извини если обидела! Дело совсем не в нём! — пытаюсь оправдаться.
— Конечно не в нём. Поэтому ты решила заточиться в этом доме и страдать! Успехов, я больше не играю в ваши игры! — с сарказмом выдаёт Матвей.
Я задыхаюсь от возмущения. Он не верит мне.
Я толкаю его двумя руками в грудь, смещая его в комнату и заходя следом. Захлопыпаю дверь.
— Что ты баран такой упёртым? Как тебе доказать, что дело совсем не в Миши. Появились новые обстоятельства. Это касается моего отца. Моего проживания здесь! — выкрикиваю ему в лицо.
— Мне плевать! Покинь мою комнату! — орёт он в ответ.
Он слишком сильно наклонился к моему лицу, чтобы проорать эти слова мне в лицо.
В нос проникает запах его геля для душа и дезодоранта. Голову начинает кружить от его близости, энергии, запаха.
— А я докажу тебе! — произношу и притягиваю его к себе, схватившись за футболку, двумя руками.
Впиваюсь своими губами в его, дотрагиваюсь языком до его губ.
Мне страшно. Я не могу предугадать его дальнейшие действия, поэтому действую на инстинктах.
У меня нет конкретного плана, я просто хочу его поцеловать.
И пусть потом он обольет меня грязью, но мне будет что вспомнить бессонными ночами.
Матвей размыкает губы, впуская мой язык во внутрь. Но инициативу не перехватывает, выжидает.
Я немного теряюсь. Но трогаю, исследую, играю с его языком. По телу бежит адреналин в смеси с волнением и удовольствием.
В животе — непонятные ощущения, видимо те пресловутые бабочки, про которых все говорят и пишут.
Я отпускаю его