Пока не будешь счастлив - Анастасия Нуштаева
Я одним глотком допила колу, а потом резко поднялась. Женек вскинул голову. Он наблюдал за мной, поджав губы.
– Все, Женек, мне пора. Пока.
– Я что-то не так сказал? – сказал он, впрочем, явно не раскаиваясь.
– Ну, в общем, нет. Кроме того, что назвал меня врединой и сказал, что я не умею обращаться со временем… и про балет тоже было неприятно…
Я шутила, но Женек становился мрачнее. Он хлопал своими щенячьими глазами, пока я не добавила:
– Успокойся. Мне просто на работу пора… Какой же ты дурачок.
Я развернулась и пошла, теперь уже не переживая за моральное состояние Женька. Он же рассказывал, что настроение можно самому себе создать. Вот пусть и создает.
Худшее событие года
Остаток смены прошел неплохо. Правда, Алина до минуты высчитала, на сколько я задержалась, а потом наорала на меня. Но после этого она делала вид, что я не существую. Мне это нравилось. Правда, когда я стала размахивать подносом, потому что мне было скучно, она все-таки сделала мне замечание. Я закатила глаза, но послушалась. Может, не уволит еще, кто знает?
Людей реально было мало. Чем ближе к ночи – тем меньше их становилось даже на улице. Я вглядывалась в окно, не зная, чем еще себя занять, и наблюдала за редкими прохожими.
Прошли мамы с детьми, все, как один, в шапочках с помпонами. Дети то оббегали мам, то отставали на десяток метров. У ребятни была пара бенгальских огней на всю ораву, и, кажется, они спорили, кто будет держать огонек, пока тот будет гореть. Ругались, пока не уронили его в лужу. Потом кто-то из них заплакал, а остальные стали придумывать новое развлечение.
Когда мимо окон проходила шумная компания молодых людей, я отвернулась. Ненавистно мне смотреть на то, как люди моего возраста веселятся в то время, как я работаю.
В кафе не заходили. Мы вяло переговаривались с Машей. Обе уже хотели домой, и обе уже достаточно устали, чтобы понять: как бы нам ни хотелось сегодня подольше не спать, мы сдадимся рано. Маше то ладно. Не знаю, как она будет встречать Новый год, но в любом случае, гораздо менее увлекательно, чем я.
Предвкушая вечеринку Кирилла, где будет куча народу, но главное, он сам, я забывалась и начинала улыбаться. Машу это удивляло. Она, как и многие другие, была нечастым свидетелем моих улыбок.
– Что такое?
– Ниче, – сказала я, стряхивая улыбку, чтобы никто из-за нее не подумал, что я хочу общаться.
– А чего улыбаешься? Неужели радуешься Новому году?
– Ха-ха, – отозвалась я без капельки искреннего смеха. – Я не люблю Новый год, ты же знаешь.
– А чего улыбалась?
– Да не улыбалась я!
Последнее я сказала резко, и Маша отпрянула. Лицо у нее сделалось расстроенным и немного напуганным. Я пожалела, что прикрикнула на нее, но извиниться не успела (да и не сильно хотелось). К нам подошла Алина и обратилась к Маше:
– Можешь быть свободна. С наступающим тебя.
Алина говорила громко, демонстративно не обращая на меня внимания. Я делала вид, что тоже не замечаю ни ее, ни ее мерзкого голоса. Только когда Маша ответила и они полезли обниматься, я скосила на них глаза. Алина выглядела довольной, Маша тоже. Только когда они заметили, что я за ними наблюдаю, первая поджала губы, а вторая улыбнулась так, будто извинялась.
– С наступающим, Алиса.
– Пока, – ответила я, и Маша ушла переодеваться.
Алина, так и не глянув на меня, пошла отпускать Глеба.
Я осталась в зале одна. Усевшись на Машин стульчик на хосте и вооружившись телефоном, я стала листать соцсети.
До конца рабочего дня я встала всего один раз и только за тем, чтобы сходить в туалет. Потом я кое-как закрыла смену – все равно завтра снова мне выходить. А после переоделась и, ни с кем не попрощавшись, отправилась домой.
Времени было катастрофически мало. Новый год наступит через четыре часа, а мне еще нужно накраситься, собраться и доехать до Кирилла.
Тем не менее, когда я сказала об этом маме, она не прониклась моими бедами и попросила:
– Сходи, пожалуйста, за горошком.
– Ты издеваешься? Как ты могла забыть про горошек?
Я рыскала по кухне в поисках чего-то, что можно съесть и не получить подзатыльник. Обнаружив лишь крабовые палочки, я попала под прицел маминого подзатыльника, но увернулась, потому что не в первый раз такое проделывала.
– Я не забыла, – сказала мама, отчаявшись забрать у меня крабовые палочки и доставая новые из пачки. – Просто когда я закупалась, его не было. Закончился.
– А сейчас, думаешь, есть, да? Тридцать первого декабря в половине девятого?
Я хмыкнула, но мама не поняла или не хотела понять то, что я сказала.
– Зай, ну сходи. Ты же знаешь, оливье без горошка это как елка без звезды. Пожалуйста. Не будь врединой…
Я бы в любом случае не пошла. Во-первых, времени у меня реально не было. Во-вторых, я даже не буду есть это оливье. Я бы спокойно сообщила это все маме. Но она зачем-то назвала меня врединой, и меня понесло.
– Нет! Надо было раньше думать и заранее идти за этим вашим горошком…
– Но, зай, я же весь день готовила.
Привычка мамы называть меня и Ярика заями бесила больше просьбы в девять часов вечера перед новогодней ночью сходить за горошком.
– Мам, все! Отстань. Я пошла.
Я схватила еще пару крабовых палочек и вышла. Из гостиной лились звуки новогоднего шоу, которое сейчас, я была уверена, включено на каждом телевизоре страны. Наверное, поэтому я слышала его в стереоэффекте.
Я не видела, но знала, что шоу слушал только Ярик. Он подпрыгивал и дергался под музыку, что мама называла танцем. Но никто на него сейчас не смотрел. Папа дремал, но просыпался раз в пару минут, когда Ярик кричал ему: «Смотри, как умею!» Папа говорил, что смотрит, но не делал этого и снова засыпал.
Мне не хотелось идти в гостиную, смотреть, правильно ли я все себе представила. Но тут я услышала «смотри, пап!» и поняла, что все как обычно. Я так и не поздоровалась с папой и Яриком и юркнула к себе в комнату, чтобы приступить к сборам на вечеринку.
Образ на Новый год я продумала две недели назад. Да, поздновато для такого праздника, но раньше у меня не
