Миллиардер Скрудж по соседству - Оливия Хейл

— Тогда зачем купил дом?

Адам отвечает не сразу. Когда я оглядываюсь, он проводит рукой по спине Уинстона, прядь темных волос упала на лоб и скрывает глаза.

— Ты поверишь, если я скажу, что все еще не уверен?

— Да. И также никогда больше не буду спрашивать, если ты устанешь от этого вопроса. Уверена, за последние два месяца постоянно его слышал.

— Раз или два, — говорит он с улыбкой. — Ты пропустила место вон там.

— Да? О, ты прав, оно выглядит очень пустым.

Я исправляю это, и у Адама звонит телефон. Он одаривает меня извиняющейся улыбкой и надевает наушники. Я сосредотачиваюсь на оформлении, но слышу компетентный, командный тон, когда тот разговаривает с сотрудником. Вскоре уже сидит за кухонным столом позади меня с открытым ноутбуком.

Рождественская музыка из динамиков, елка, которую нужно украсить, и саркастичный красивый мужчина, которым можно наслаждаться. Я улыбаюсь про себя, когда заканчиваю украшать елку. Это не в доме родителей, но все равно великолепно.

Я опускаюсь на диван рядом с Уинстоном, когда все готово. Осталось сделать только одно… и я не хочу этого без Адама.

В конце концов он вешает трубку, коротко объяснив, что перезвонит позже и выключает ноутбук, присоединяясь ко мне.

— Прости, — говорит он с полуулыбкой. — Я был поглощен работой.

— Не беспокойся. Что-нибудь важное?

— Все важно, если ассистент имеет право голоса. Только посмотри на это. Хорошая работа.

Я ухмыляюсь.

— Почему это звучит так же убедительно, как если бы родитель смотрел на сотый рисунок ребенка с фигуркой из палочек?

Он закатывает глаза.

— Почему ты еще не зажгла гирлянду?

— Ждала тебя, — говорю я. — Готов?

— Еще бы.

Я вставляю вилку в розетку и елка тут же загорается. Теплое золотистое сияние исходит от елки и наполняет скудную гостиную. Это место становится похоже на дом.

— О, это так красиво, — говорю я, не в силах отвести взгляд от ёлки. — Спасибо, Адам. Знаю, ты этого не хотел, и подумать только, сделал только для того, чтобы я могла… спасибо.

Он серьезно смотрит на меня.

— В любое время, Холли.

Я опускаю взгляд на носки. Они респектабельные. Не видно рождественской модели, которую должна носить зрелая женщина.

— Я не хочу навязываться. Знаю, что у тебя есть работа. Империей нужно управлять, верно?

— Я не возражаю, — тихо говорит он.

— Нет?

— Нет, — Адам отталкивается от спинки дивана и идет на кухню. Во что бы то ни стало, это место он хорошо знает, место, где вырос. Но останавливается у кухонной стойки и смотрит на выцветшие шкафчики.

— Я собирался сделать… что-нибудь на ужин.

— Что-нибудь? — говорю я, ухмыляясь. — Это мое любимое блюдо.

Адам криво улыбается.

— Идеально, — говорит он. — Ты, случайно, не знаешь, как это приготовить?

— О, ты потерял рецепт?

— Не вышел процесс приготовления.

Я прохожу мимо него, касаясь рукой плеча. Оно словно стальное под свитером крупной вязки.

— Сочувствую, — говорю я.

Я открываю кладовку и ничего не могу с собой поделать, начиная смеяться.

Позади раздается мужской вздох.

— Да, знаю. Выглядит жалко.

— Это то, на что ты живешь? Макароны в упаковке с сыром?

— Да. И на силе воли.

— Конечно, — я с ухмылкой достаю единственную упаковку лапши. — Знаешь что? Я так часто видела тебя в Интернете. То есть, в интервью и статьях. Коллега даже написал о тебе. Ну, и не только.

— О чем он писал?

— Ммм. Что-то о моде технического директора.

— Мы модные?

Я улыбаюсь.

— Нет. В этом и есть смысл статьи.

— Ауч, — говорит он, потирая место на широкой груди. — Но продолжай.

— Дело в том, что я увидела все это и подумала: «Вау. Адам зашел так далеко. Интересно, помнит ли он вообще, что такое обычная еда». И хорошо, если помнишь. Обычная жизнь. Макароны с сыром в коробках, — я поднимаю их, словно нашла сокровище. — Ты не забыл.

Он подходит ближе и берется за противоположный конец упаковки, касаясь моего пальца.

— В магазине дальше по улице не было икры.

— А, — выдыхаю я. — Это многое объясняет.

— Подобная еда — определённо не то, чем должна питаться младшая сестра моего друга детства, — говорит он. — Можем заказать на дом, если хочешь.

Я облизываю губы.

— Уже поздно. Деннису не стоит выходить на улицу в такую погоду.

— Ты права. Хорошая мысль.

— Я не против макарон с сыром.

— Точно?

— Точно.

— Хорошо, — говорит Адам, забирая коробку из моих рук. — Почему бы тебе не присесть, пока я вспоминаю, как это готовится?

Я опираюсь руками на кухонный островок и наблюдаю, как он включает плиту. Высокий и уверенный в себе, и за этим мужчиной скрывается тот самый подросток, в которого я была сильно влюблена.

— Я останусь, — говорю я. — Составлю тебе компанию.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Адам

У меня проблемы.

Поправка — у Холли проблемы. По крайней мере, если она продолжит разговаривать со мной вот так, открыто, поддразнивающе и непринужденно, как будто я один из самых любимых людей в мире. Ощущение того, что тебя видят — это бальзам, и только когда тот нанесен, я понимаю, как сильно в нем нуждался.

Вчера я отвез ее домой после рождественской ярмарки и когда наблюдал, как Холли подходит к двери родителей, в груди все сжалось.

«О черт», — подумал я.

Я хочу проводить с ней больше времени. Не только в Фэрхилле, но и в Чикаго. Хочу вызывать больше улыбок и смеха. Но с ней нет комфортной дистанции, никаких свиданий, запланированных заранее. Она знает, кем я был, и такое чувство, что так же видит, кем являюсь сейчас.

— Это было восхитительно, — говорит она и откладывает вилку.

Ее коса почти распущена; золотистые пряди обрамляют лицо и вьются по шее, огромный свитер скрывает фигуру, но ей идет. В нем она выглядит мягкой. Приветливой и уютной.

Интересно, как она выглядит под ним.

— Адам? — спрашивает она.

Я прочищаю горло.

— Ну, ты говоришь это потому, что вежливая.

— Нет. Я сто лет такого не ела, — она отодвигается от стола и тянется к моей тарелке. — Позволь мне помыть посуду, хорошо?

Я наблюдаю, как она ходит по кухне.

По моей кухне. Кухне, на которой я провел больше десяти лет, прежде чем пришлось покинуть ее, не имея даже дня на сборы. Кредиторы забрали все, вплоть до ожерелья на шее моей матери.

Я разжимаю челюсти и смотрю в окно. Пока мы ели, стемнело. Тусклый свет рождественских гирлянд не проникает на задний двор. Порыв ветра накрывает дом. Я чувствую, как это