Воровка - Тара Кресцент
Как только Данте уходит, я достаю последнее письмо директора и просматриваю его содержание. Она благодарит меня за щедрый дар, сообщает о важной реставрационной работе, которую проводит музей, и, самое главное, приглашает меня навестить ее в любое время.
― Главный куратор с удовольствием проведет для вас частную экскурсию по нашей венецианской коллекции.
Меня не интересует экскурсия с главным куратором. Но частная экскурсия с недавно нанятым помощником куратора, отвечающим за создание каталогов коллекций? Я бы с удовольствием.
Ухмыльнувшись, я направляюсь к площади La Piazza.
Синьора Сабатино удивлена моим неожиданным появлением, но изо всех сил старается принять это как должное. Она заискивает передо мной, а затем лично провожает в кабинет главного куратора.
― Синьор Гарцоло будет гораздо лучшим гидом, чем я, ― признается она с легким смешком. ― Мои знания о раннем венецианском искусстве, к сожалению, весьма ограничены.
И тут я замечаю Лучию. Она идет в мою сторону, увлеченно беседуя с хромым пожилым мужчиной.
Синьора Сабатино вскакивает и протягивает руку, чтобы остановить их.
― А, Николо, вот ты где. Я как раз направлялась в твой кабинет. Синьор Моретти, позвольте представить вам доктора Николо Гарцоло. ― Она, похоже, пытается вспомнить имя Лучии, прежде чем добавить: ― И нашего нового помощника куратора, Лучию Петруччи.
Лучия поднимает голову. Когда она видит меня, ее плечи напрягаются, а в глазах вспыхивает гнев.
И тебе привет, моя маленькая воришка.
― Доктор Гарцоло, ― продолжает директор, ― это синьор Антонио Моретти. Он один из наших самых щедрых благотворителей. ― Она бросает на собеседника многозначительный взгляд. ― Он хотел бы осмотреть выставленные венецианские произведения искусства.
Куратор выглядит озадаченным.
― Я буду рад показать вам все, синьор Моретти.
― Похоже, нога беспокоит вас, доктор. Я бы не хотел усугублять ситуацию. ― Выражаю я искреннюю заботу и поворачиваюсь к Лучии. ― Может быть, синьорина Петруччи будет настолько любезна, что проведет для меня экскурсию?
Лучия выглядит так, будто хочет задушить меня, но ее голос ― чистая сладость, когда она говорит.
― Я буду очень рада.
Синьора Сабатино и Николо Гарцоло отводят Лучию в сторону, предположительно для того, чтобы рассказать ей, каким важным человеком для музея я являюсь. Как только мы остаемся одни, Лучия бросается ко мне.
― Что ты здесь делаешь? ― требует она. ― Ты думаешь, это смешно?
― Так, так. Разве начальство не просило тебя быть вежливой со мной?
― Я должна сделать все, чтобы ты был счастлив. ― Она закатывает глаза. ― Сколько денег ты передал музею?
― В прошлом году, кажется, пятнадцать миллионов евро.
У нее открывается рот.
― Но это почти двадцать процентов нашего операционного бюджета. ― Она моргает, прежде чем опомниться. ― Тем не менее, ты украл одну из наших картин. Большое пожертвование ― это способ смягчить свою вину?
― У меня нет времени на чувство вины. Что ты мне сегодня покажешь?
― Я подумала, что мы начнем с подделки Тициана, ― говорит она совершенно бесстрастно. ― Я обнаружила ее в кладовке несколько недель назад.
Я громко смеюсь.
― Мы могли бы это сделать, ― соглашаюсь я. ― Но я бы также хотел увидеть выставку иллюстрированных рукописей, если галереи открыты для посещения.
Она удивлена, что я знаю о предстоящей выставке.
― Мне сказали, что весь музей в твоем распоряжении. Ты надеешься украсть Библию шестнадцатого века, Антонио?
― Не сегодня. ― Солнечные лучи разрезают коридор пополам, проникая сквозь изящные арки, откуда открывается вид на площадь внизу. ― Ты работаешь здесь сколько? Уже три недели? Тебе нравится твоя работа?
― Все хорошо.
В ее голосе не слышно энтузиазма. Я резко смотрю на нее.
― Кто-то беспокоит тебя на работе?
― Нет, нет. Как я уже сказала, работа хорошая. Хотя возвращение в Венецию… — Ее голос прерывается на вздох. ― Большую часть времени я в порядке. А потом я сворачиваю за угол и натыкаюсь на парк, куда мама водила меня в детстве… Или оказываюсь на улице, где отец учил меня кататься на велосипеде.
Я хочу сказать слова утешения, но они застывают у меня на языке. Все, что я мог бы сказать, прозвучало бы банально.
Мое молчание, похоже, ее не беспокоит.
― Ты сказал мне, что не знал своих родителей. Когда у меня бывает особенно плохой день, я думаю, может, так было бы лучше. Если бы у меня вообще не было воспоминаний о них…
Время так и не смогло стереть тьму в ее глазах. Обычно я избегаю говорить о своих родителях, но сегодня это лучше, чем альтернатива.
― Тебя любили, а меня бросили в Il Redentore младенцем, ― тихо говорю я. ― Ты бы не захотела прожить мою жизнь, cara mia.
Церковь святого Il Redentore ― так ее называют ― находится на острове Guidecca, в пяти минутах ходьбы от моего дома. Лучия знает, где находится церковь, потому что выражение ее лица смягчается.
― Так вот почему ты живешь там? ― мягко спрашивает она. ― Потому что тебя там нашли?
― Это тихий район, ― уклончиво отвечаю я. ― К счастью, там не так много туристов.
Я уклоняюсь от ответа, но она не обращает внимания.
― Мне не следовало сравнивать свою жизнь с твоей, ― говорит она вместо этого, в ее голосе звучит извинение. ― Это было необдуманно с моей стороны. Мне жаль.
Я киваю на ее извинения. Многогранная, красивая и завораживающая. Не зря я так и не смог забыть Лучию Петруччи.
― Мы на месте. ― Она указывает жестом на лестницу справа. ― Иллюстрированные рукописи.
Лучия ― прекрасный гид. Она предупреждает меня, когда мы заходим на выставку, что это не ее компетенция, но становится
