Приглушенные страдания - Белла Джуэл

Глава 4

Амалия

Тогда

Я не хочу пялиться. Я не пялюсь. Но я не могу отвести взгляд. Я не могу заставить себя отвести взгляд от его лица. Моё сердце, которое и так замирало с каждым шагом, который я делала в эту комнату, только что выпало из груди. Я пробегаю взглядом по мужчине, лежащему на кровати, всё ещё без сознания, и мне хочется сломаться и заплакать. Я хочу всё повернуть вспять. Я хочу, чтобы это исчезло.

Это похоже на ночной кошмар, от которого я просто не могу проснуться.

Кейден лежит в постели без сознания, но мне не нужно быть в сознании, чтобы увидеть, какой невероятный ущерб ему причинён. Он забинтован вокруг груди и рук, и у него огромная белая повязка на половину лица. Я вижу, как жидкость впиталась в неё, и по красной, раздражённой коже вокруг неё понимаю, что он сильно обгорел.

Врач сказал мне, что он уже несколько раз приходил в себя, но боль снова выводила его из себя. Он сказал, что боль от ожога — одна из самых ужасных вещей, которые может испытывать человек. Я знаю, что он прав. Я чувствую лишь малую долю того, что, должно быть, чувствует Кейден, судя по ожогам на моём животе. Они мучительны; должно быть, из-за них ему хочется умереть.

Он сказал врачам, что не чувствует ног, и они провели анализы. Я больше ничего не знаю. И я в ужасе. Если он не сможет ходить… Боже. Моё сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать, когда я подхожу ближе и беру его за руку в свою. Я не слышу, мой разум всё ещё гудит и постоянно кричит на меня, но мне не нужно слышать. Я просто нужна ему здесь.

Это всё моя вина.

Я сжимаю его руку, но он не двигается, конечно, нет. Я закрываю глаза, и слёзы текут по моему лицу. Вчера вечером я рассказала отцу о том, что произошло, я должна была, полиция хотела получить отчёт. Я не могла солгать, я знала, что Кейден в конце концов расскажет правду, и решила, что ему не понадобится это дополнительное бремя, когда он проснётся. Это зависело от меня, если быть честной. Мой отец рассказал моей матери, и теперь я уверена, что все знают.

Резкий стук по плечу заставляет меня обернуться и увидеть, что мать Кейдена пристально смотрит на меня. Ну, она не пялится, она свирепо смотрит. Её глаза холодны, как лёд. Когда-то она любила меня. Раньше она думала, что я была для него самым лучшим существом на свете. Теперь она смотрит на меня так, как будто хочет, чтобы я никогда не рождалась, как будто она хочет, чтобы я просто исчезла прямо здесь и сейчас, чтобы больше никогда не видеть.

Она что-то кричит, но всё, что я слышу, — это высокий тон и отдалённый звук её голоса. Я едва могу разобрать несколько слов. Я пытаюсь вглядеться в её губы, чтобы понять, что она говорит, но она говорит слишком быстро. Мне никогда раньше не приходилось тратить время на изучение того, как образуются слова, и теперь я понимаю, насколько это сложно. Я слышу несколько «ты» и «и», но это всё, что я могу прочесть.

Мои пальцы дрожат, и слёзы всё ещё текут по моим щекам. Я хочу свернуться калачиком и умереть. Мне не нужно слышать, что она говорит, чтобы знать, что это полно презрения. Она ненавидит меня. И она вполне в своём праве. Путь, который предстоит пройти Кейдену, долог и полон боли и мучений.

Я смотрю на него сквозь слёзы и впервые задаюсь вопросом, насколько сильно он тоже будет меня ненавидеть.

Кто-то берёт меня за руку — это моя мать. Она переводит взгляд с меня на Кейдена, а затем переводит взгляд на его мать. Она что-то говорит. Его мать что-то говорит. А потом они начинают кричать друг на друга. Мешанина сердитых голосов затуманивает моё зрение, и я зажимаю уши руками. Я не могу этого вынести. Я не могу.

Я опускаюсь на колени, наклоняю голову и крепко зажмуриваюсь. Я зажимаю уши руками и молюсь. Я не знаю, для чего. Может быть, ради чуда. Что-нибудь, что заставит это исчезнуть. Что-нибудь, что заставит меня очнуться от этого кошмара.

Меня подхватывают знакомые руки.

Мой отец.

Слава Богу.

Он несёт меня по коридору обратно в мою комнату и кладёт на кровать. Я истеричка, я знаю, что это так, всё в моей жизни перевернулось с ног на голову, и я не знаю, как это исправить. Я никого не слышу, я не могу общаться, я не могу помочь Кейдену. Всё вышло из-под моего контроля, и я чувствую себя беспомощной.

И сломленной.

Такой невероятно разбитой.

Мой отец берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Я делаю это, глядя в его глаза, глаза, которым я так сильно доверяю. Он произносит одними губами, очень, очень медленно:

— Ты всё ещё можешь говорить. У тебя пропал слух. Речь — нет. Говори, а я буду слушать.

Я качаю головой.

Он продолжает держать меня за подбородок. Я удерживаю его взгляд.

— Открой рот и говори.

Он произносит слова так медленно, что я могу разобрать каждое из них.

Я снова качаю головой.

— Амалия, эта ситуация сложилась, нравится тебе это или нет. Используй свои слова, это единственное, что у тебя есть.

Я плачу ещё сильнее, и он слегка сжимает мой подбородок, пока я не останавливаюсь. Мой отец добрый и нежный, но он есть и всегда был моим голосом разума. Итак, я перестаю плакать и делаю глубокий вдох, закрывая глаза. Я открываю рот и бормочу:

— Папочка?

Я открываю глаза, а он ухмыляется.

— Звучит точно так же, хотя и немного тише. Продолжай.

— Я б-б-б-боюсь.

Я не слышу своего голоса, нечётко, и это пугает. Я не знаю, с какой интонацией звучат мои слова, понятны ли они, или нет.

Взгляд моего отца смягчается, и он смотрит на меня.

— Это не твоя вина. Этот несчастный случай произошёл не по твоей вине. Вот почему это называется несчастным случаем. Не позволяй этому разрушить твою жизнь. Кейден поправится. Ты поправишься.

Я смотрю ему в глаза.

И я хочу ему верить, я действительно хочу.

Но он ошибается.

Это моя вина.

И Кейден, возможно, никогда не оправится.

* * *

Амалия

Сейчас

— Амалия!

Я слышу визг