Два Феникса - Лиза Мидлевская
Когда приехал на дачу, все были уже хорошо навеселе и, не знаю почему (раньше такого никогда не было), меня это знатно раздражало. Как и несколько незнакомых мне девушек. Они не из нашей компании и приглашены были явно для разового развлечения. Их готовность на все просто бесила. Хоть у меня и не было уже никого давно, ни одна из них не прельщала. Пробовали с парнями играть, но что-то не складывалось и даже музыка не принесла мне ожидаемого облегчения. В итоге дерганный и недовольный всем на свете я пошел спать раньше всех, чтобы не портить людям веселье своей кислой рожей. Думал, что высплюсь, утром схожу на рыбалку и наконец-то обрету желанное равновесие. Но спал плохо из-за шумного веселья, которое длилось допоздна, а под утро пришлось выковыривать из своей постели одну из девиц, которая почему-то решила, что без нее мне никак не провести это утро.
Еще больше раздраженный заскочил в машину и, явно превышая скорость, помчался в сторону родительского дома. Отец просил помочь ему в работах на мансарде, которые он затеял в этом году. Отчий дом — это мой якорь. Надо было сразу ехать сюда, а не за пустыми развлечениями, обрел бы равновесие или, как минимум, снизил бы градус внутреннего напряжения. Работы, в которых просил помощи отец, заняли час-полтора. Но уезжать не торопился. Остался на обед. Потом вздремнул немного в гамаке, пообщался с родными людьми, после чего отправился домой.
Живу я в отдельном доме в пригороде, только в отличие от родителей, с другой стороны города. Не знаю, зачем мне одному целый дом. Я начинал его строить для Наташки, видел в нем большую семью… Вопреки всему достроил его и живу здесь. Кто-то говорит, что это издевательство над собой, но я так не думаю. Мне нравится здесь. И мне совсем не хочется от него избавляться, хотя прекрасно помню для чего и для кого этот дом задумывался. Наверное, мне нужно это ежедневное напоминание для того, чтобы я ни на минуту не забывал, насколько хрупка наша жизнь и как мало может зависеть от нас в определенных обстоятельствах….
Тина приехала на машине (что в это время года для нее странно). Вышла, достала из багажника достаточно большое полотно, принесла и поставила передо мной уперев в дерево и присела рядом со мной на просторные садовые качели, где я полулежа покачивался ожидая ее приезда.
— Целых два месяца я думала, куда пристроить ее. Но больше не могу держать этот крик души у себя дома. А она слишком прекрасна, чтобы стоять где-нибудь за шкафом. Ты просил забрать меня эту картину у Яны. Будь добр, найди ей достойное применение и место сам.
Я смотрел на картину и события двухмесячной давности пронеслись в душе как кадры из фильма: красивая девушка, волшебное место, удивительная атмосфера красоты, легкости и гармонии, чувственность и неутолимая жажда обладания. Все это время я старался не думать о ней, но периодически воспоминания нет-нет да и всплывали. Не уверен, что у нас могло бы получиться что-то серьезное, но продлить время взаимного удовольствия мы вполне могли бы. А она дала мне отставку как какому-то сопливому пацану! Я был невероятно зол! На сумасшедшей скорости и с бешеным ревом примчался в то утро в усадьбу.
— Эй, зверь бешеный! Ты мне сейчас всех гостей перебудишь! Да и жителей во всех окрестностях в придачу, — окрикнула меня тогда Тина. — Надо пар выпустить, мотай в лес или в поле. Люди-то не виноваты в твоем плохом настроении!
Выслушав ее я сорвался и понесся в более пустынные места. Колесить и выпускать злость. Не знаю, сколько так ездил, но когда вернулся Тина проворчала:
— Я уже думала наливать бензин в канистру и ехать искать где ты там подевался. Может, уже топливо закончилось и ты сидишь, бедолага, посреди леса и кукуешь со своим байком — чай не велосипед, одними педалями в движение не приведешь. Давай, собирайся. Мы уже скоро выезжаем. Заедем еще по пути в одну лесную харчевню, пообедаем там и разъедемся по домам.
Через некоторое время Тина снова постучалась ко мне:
— Пойдем со мной. Прогуляемся немного. Мне надо кое-что сделать.
Причины отказать я не нашел, поэтому нехотя вышел. В одной руке она держала картину с маками, которую попросила подержать, второй уже искала что-то в телефоне.
— Алло! Яна, привет! Послушай, могу я тебя попросить забрать мои маки? Ты ведь на машине, а я на мотоцикле. На нем, знаешь ли, не очень удобно картины перевозить, — смеется. — Уже уехала? Калитка незаперта? В беседке? Хорошо. Поняла тебя. Все в порядке? Ну хорошо! Созвонимся!
— Странно. Уже уехала, — это уже мне, убирая телефон. — Говорила, что после обеда поедет. Но сказала оставить картину в беседке. Она там оставила еще одну — досыхает. Заберет обе позже..
Меня одолевали разные чувства, когда мы зашли в калитку дома, который я покинул несколько часов назад. Направились к беседке. Там, в глубине, стоял недавно законченный пейзаж: вековые ели вперемешку с лиственными деревьями, где-то вдалеке лучи солнца пытались пробиться сквозь пасмурную дымку, но им это не удавалось: почти все небо было затянуто тучами, а по земле стелился туман, скрывая под собой и траву, и цветы, а даже стволы некоторых деревьев, возле одного из которых кружила небольшая птица над падающим вниз и разрушающимся в полете гнездом. И столько было отчаяния и безысходности у этой одинокой птицы! Отчаяния и безысходности от собственного бессилия…
— Офигеть! — произнесла Тина, — надо будет позвонить и расспросить ее об этом.
Мы постояли еще некоторое время перед картиной, затем Тина поставила свою рядом и мы уже собирались уходить, когда она увидела небольшой кусочек материи (наверное, ей протирались кисти), подняла его и понесла в урну, которая стояла недалеко от беседки. Заглянула туда, а потом удивленно подняла на меня глаза. Я знал, что она там увидела. Вчера перед тем как зайти к Яне я хотел выкурить сигарету, но
