Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина

В икру кольнуло, будто булавкой – Маша даже и не поняла, что это, подумала, напоролась на подтопленную корягу. От этой мысли стало страшновато, она загребла воду, стараясь отплыть подальше, и вот тут ногу от пальцев до бедра скрутила судорога, да такая, что рёбра сдавило тисками, а сердце стало слишком большим, не помещающимся в груди.

Мария охнула, перевернулась на спину, таращась в потемневшее, будто враз вылинявшее небо. Попыталась подтянуть коленку к животу – и ничего не получилось, бедро высверлило болью, а вместо позвоночника вдруг оказался раскалённый кол. Дышалось трудно, Машу хватало только на короткие, судорожные вздохи. Она приподняла голову, пытаясь сообразить, далеко ли берег, обернулась…

И поняла с кристальной, окончательной ясностью: не доплывёт.

Мир исчез и все звуки исчезли тоже, будто всё вокруг периной накрыло. Осталось только журчание в ушах и тяжёлая, свинцовая, чёрная вода, плещущаяся у самых глаз. И глубина, которую Маша спиной чувствовала.

– Да что это? – прошептала одеревеневшими губами Мария, едва сама себя слыша. Слеза поползла по щеке, добавляя подлой реке ещё немного глубины. – Господи, помоги…

Маша попыталась шевельнуть ногами, и её снова скрутило болью, сердце колотилось в ушах, распирая череп. А бездна под ней тянула, как магнит скрепку, вода больше не держала, липла к коже киселём, тело потяжелело вдвое. Сквозь журчание пробивался хриплый рык и взвизгивающий лай, перешедший в вой. Наверное, это глубина звала. Нет, скорее приказывала.

Мария рывком перевернулась, рванулась вперёд, с трудом выдирая руки из реки. Кровь гудела, боль била в поясницу молотом, вой глубины отдавался в затылке, вода заливала глаза. Каждый гребок как удар в стену, в монолитную бетонную стену, которую надо пробить или умрёшь – страшно.

Наконец, глубина дотянулась до неё, обхватила скользкими щупальцами поперёк, рванула. Маша забилась в панике, уже не соображая, где верх, где низ, а где берег. Кто-то кричал. Двое? Она и река?

Вода ударила в подбородок и чернота залила голову изнутри. Правда тут же начала отступать, таять.

– Не дёргайся, – донеслось откуда-то, кажется, из глубины. – Просто лежи, поняла? Иначе обоих утопишь. – Маша моргнула слипшимися ресницами в синие небо. – Просто лежи, окей?

– Yep, – ответила Мария Архиповна. – То есть I'm fine! Excuse me, I…

– Умолкни, ради бога! – пропыхтели ей в ухо.

Маша послушно умолкла, по-прежнему таращась в небо. Река ощущалась странно, то есть не вся, вернее, не всем, а спиной. Казалось, что под лопатками тот самый дельфин, гладкий и гибкий, каким Мария себя представляла. Она чувствовала, как под ней ходят мышцы и ещё ниже тоже что-то ходило, хвост, наверное.

Дельфин утаскивал её от глубины на себе, странно отдуваясь и фырча. Но это как раз не имело никакого значения, главное, что он спасал.

А потом череп снова начала затягивать чернота, и мир уплывал, уплывал…

Груди стало очень больно, Машу опять долбанул молот, только теперь не в поясницу, а по желудку. Она дёрнулась, попыталась увернуться, и тут из неё хлынула вода, которая хлестала и хлестала, жёстко обдирая горло мочалкой. Видимо, вся река успела перелиться в неё, в Марию.

– Живая? – спросил непонятно кто непонятно откуда.

Наверное, тот, на чьей коленке госпожа Мельге лежала животом.

Маша отмахнулась совершенно ватной рукой то ли от реальности, то ли от голоса. Её перевернули, как куклу, усадили, поддерживая под спину. Рядом, даже слишком близко, почти вплотную с её собственной щекой оказалось чьё-то лицо. Мария отстранилась, вывернула шею, как могла, и ничего не поняла. Профиль был смугл, носат, с резко очерченной скулой и нижней челюстью, к которым прилипли пряди мокрых волос, и странно-светлым глазом. Такие глаза она где-то уже видела, но вспомнить где даже не пыталась.

– Вы кто? – хотела спросить Маша, но вышел лишь малоинформативный хрип.

Правда, видимо, профиль что-то такое понял.

– Я Саша, забыла, что ли?

Мария кивнула было, но под черепом тяжко перекатился тяжёлый ртутный шар, вдаривший в виски, и кивать расхотелось.

По щеке мягко прошлась тёплая, шершавая тряпочка, в висок влажно задышало. Маша очень осторожно повернула голову, едва не ткнувшись в кожистый нос. Над носом поблёскивали светло-голубые, точь-в-точь как у профиля, глаза.

– Что же ты, а? – промямлила Мария. – Ты же собака.

– А что он должен был за тобой в реку сигать? – Сердито отозвались у неё над головой. – Обоих бы утащила. Если б Арей шум не поднял, с русалками бы хоровод водила. Он тебя, считай, и спас.

– Да?

Маша не слишком хорошо поняла, что там говорил сердитый голос. Она просто обняла пса за шею, запустив руки в гладкий, жестковатый мех, ужасно приятно пахнущий живым, и плотину снова прорвало, только теперь река текла из глаз.

***

Слезы кончились примерно так же, как начались, только наоборот: шлюз открыли, уровень воды спустили, ну и закрыли за ненадобностью. Только теперь глаза жгло, нос распирало, будто в него картошку сунули, и пить очень хотелось. И болела голова. Впрочем, горло и живот тоже болели. А ещё к мокрому лицу налипла шерсть и её было не меньше, чем на морде у йети.

Маша повозилась, отстраняясь от собаки, попыталась отряхнуть лицо, но на ладонях меха тоже хватало. Пёс глянул на неё искоса и свысока, мол: «Ну что, закончила?». Не оценил альфа-самец женских истерик и фанаберий. А, может, ему просто не понравилась промокшая шуба. Хотя такую попробуй промочи!

– Замёрзла? – спросил кто-то рядом.

Мария подалась назад, не без интереса рассматривая гасконский нос. Ну да, нос. То есть, её спаситель, который дельфин и утащил от глубины. Да! Саша, точно, его зовут так. Маша-Саша, всё ж понятно.

Почему она всё время забывает о его присутствии?

Спаситель, который Саша, сидящий рядом на корточках, свесив между колен большие узловатые руки, непонятно усмехнулся и мотнул головой. Волосы у него успели подсохнуть, посветлели и на концах загнулись колечками. А глаза остались прежними, ненормально светлыми, почти как у зверя.

– Могу предложить только майку, – сообщил спаситель, по-прежнему кривовато усмехаясь. – Но она насквозь мокрая.

– Спасибо, – отозвалась вежливая Мария Архиповна и замолчала.

Вот тут – интересно почему все прозрения приходят неожиданно для прозревающего? – Марию осенило: она торчит рядом с незнакомым мужчиной практически голая! Нет, понятно, что в купальнике, но ни один даже самый правильный купальник не справится, если ты сидишь, скрючившись, да ещё подтянув ноги к груди. Как не крутись, а все валики, бублики и складки всё равно вывалятся со всех сторон. И целлюлит с прочими «апельсиновыми корками». И грудь… Нет, об этом лучше вообще не думать.

– Отвернитесь, пожалуйста, – проблеяла госпожа Мельге.

– Зачем? – удивился гасконский нос – просто Маша очень старалась смотреть только на этот самый нос, а больше никуда.

– Вам сложно?

– Да мне не сложно, – с досадой ответил спаситель. – А ты что, опять в речку собралась? Топиться?

– Никуда я не собралась!

– Тогда зачем мне отворачиваться?

– Вы что, не понимаете? – воскликнула Мария со слезой в голосе. Вот именно что воскликнула и совершенно точно со слезой, даже руки заломила. – Я стесняюсь!

– Чего?

Мужчина совершенно по-собачьи нагнул голову к плечу, разглядывая Машу из-под волнистой пряди, упавшей поперёк глаз.

– Я… я полная, – придушенным шепотом зачем-то призналась Мария Архиповна совершенно честно.

Спаситель ещё посидел, порассматривал, а потом кивнул, явно соглашаясь.

Что он там говорил про речку? Топиться? Кажется, сейчас самое время.

Маша запыхтела, пытаясь подняться. Получилось это плоховато, ноги не слушались, как будто они вовсе и не ей принадлежали, а от кого-то другого приставили, да и локти дрожали студнем.

– Сядь, – приказал мужчина, дёрнув её за руку, да ещё с такой силой, что Мария едва на спину не завалилась. – Опять ведь скрутит.