Вера Колочкова - Добрая, злая
Машина и впрямь уже ждала у подъезда, лукаво подмигивала зеленым глазом. Плюхнулась на заднее сиденье, назвала новый отцовский адрес.
Поехали быстро, благо, что в такой поздний час пробок в городе уже не было. Подставив летящему в открытое окно ветру лицо, зажмурилась, и тут же появилась перед глазами странная, почти сюрреалистическая картинка… Берег реки, грустно сидящая на нем мама в ожидании проплывающего мимо трупа врага… Фу, ерунда какая! Прости, мам, но трупы врагов пока отменяются. Прости, добрая моя, злая моя, не тот случай. Хоть и за твой счет, но все равно – не тот.
– Вы подождите меня, я через пять минут вернусь, обратно отвезете! – проговорила в спину водителя, когда машина остановилась у подъезда.
Скрипучая железная дверь с обрывками проводов бывшего домофона, обшарпанные стены подъезда, дерматиновая дверь с медными гвоздочками-кнопочками. Катя с измученным лицом, вопрос-надежда в глазах:
– Саня? Саня… Что… Что?
– Вот! Возьмите, тут двести тысяч и… и еще немного. Теперь хватит?
Тихий то ли вдох, то ли вскрик, ладошка к щеке, обернулась назад, заголосила вдруг истово:
– Леня! Ленечка! Иди сюда! Катя деньги привезла! Леня! Ленечка!
Тут же рядом возник взъерошенный отец, уставился на нее в счастливом немом изумлении:
– Санечка… Но как же…
– Нормально, пап! Ты извини, меня внизу такси ждет! Все, пока, я потом тебе позвоню…
И – бегом назад, вниз по ступенькам. Все, дело сделано. А дальше будь что будет…
Просыпаться утром ни в какую не хотелось. Страшно было просыпаться, будто вместе с крепким ночным сном улетела вчерашняя эйфория от вероломно ею содеянного. И голова болела, как с похмелья. Наверное, от эйфории тоже на другой день похмелье случается, как от избытка алкоголя. Лежала еще минут десять, не открывая глаз, убеждала себя изо всех сил: чего уж такого она вероломного содеяла, если по большому счету? Всего лишь больному ребенку помогла. И не важно, каким способом. Как там умные люди говорят – цель оправдывает средства? А что там умные люди говорят про утреннее нестерпимое чувство вины перед близким человеком, чьими, между прочим, средствами в полном смысле этого слова желанная цель достигнута? С ним-то, с чувством вины, что делать? На хлеб намазывать вместо масла?
И весь день ее не покидало это двоякое ощущение – то именинницей себя чувствовала, то преступницей. Но если уж быть до конца честной, именинницей все же больше… Тем более отец, когда ему позвонила, радостно сообщил ей, что вопрос Тимошиной отправки в клинику уже решен, Катя бегает по инстанциям, документы оформляет. Правда, немного царапнуло – отец даже не спросил, откуда она такие деньги раздобыла. Конечно, она бы даже под китайской пыткой ему не призналась откуда. И все же…
А впрочем, это уже мелочи. По крайней мере на сегодня. Цель достигнута, процедура судилища по оправданию средств отодвинута по меньшей мере на месяц. А месяц – это так долго! Бог знает, что за этот месяц может произойти!
А сегодня пусть она будет именинницей. Бутылку хорошего вина по дороге домой купит, ореховый тортик, любимую Кирюшину сырокопченую колбасу, еще всяких вкусняшек по мелочи… Да, еще свечи надо купить! Пусть это будут не именины, а настоящий романтический ужин! Ах, как она это хорошо придумала, про ужин, про свечи…
Нагруженная пакетами, долго нажимала на кнопку звонка, переступая на месте от нетерпения.
– Ну чего трезвонишь? Ключей, что ли, нет? – появилось в дверях рассерженное Кирюшино лицо. – Заходи быстрее, разговор есть!
– Какой разговор, Кирюш? А я тут всякого вкусненького купила, стол сейчас накроем, и свечи вот…
– А свечи нафига?
– Ну, чтоб красиво было… Я хотела романтический ужин при свечах…
– Это с тобой, что ли, романтический ужин? При свечах?
Насмешливый голос Кирюши ткнулся острием промеж лопаток, и она обернулась испуганно, опуская пакеты на кухонный стол. И – обомлела. Кирюша стоял в проеме двери, но честное слово, это уже был не тот Кирюша. Нет, все вроде было при нем, все то же самое, что и вчера, но – совсем другое. Откуда вдруг взялось это пренебрежение во взгляде, в голосе, в выражении лица…
– Что случилось, Кирюш? Что с тобой?
– А что со мной такого? Я-то как раз в полном порядке! Вот вещи свои собираю. Ты не знаешь, где мой синий свитер?
– Какой свитер? А, свитер… Так он грязный, я его в стиралку вчера засунула…
– Черт… А что, он сильно грязный?
– Да что случилось, Кирюш?! Почему ты свои вещи собираешь? Ты… Ты от меня уходишь, да?
– Да, ухожу.
– То есть… Что, вот так? Прямо сразу?
– Нет, по частям!
– А… Куда ты уходишь? Ты… меня разлюбил, да?
– А я разве тебе говорил чего-нибудь про любовь?
– Да, говорил…
– Правда? Ну, извини. Действительно, как-то глупо все получилось.
– Значит, совсем не любил?
– Да что ты ко мне привязалась: любил, не любил! Не порть мне праздник, Сань!
– Ка… Какой праздник?
– А разве я не сказал тебе? Я же в Москву уезжаю, у меня поезд через два часа!
– В Москву? Зачем – в Москву?
– Ну не всем же с Англией фартит… Меня, знаешь ли, богатая мамочка не содержит, мне самому в жизни пробиваться надо. Вот и пробиваюсь, как могу. И у меня сегодня утром свой фарт случился, я его давно ждал! Меня на «Стройку любви» взяли, Сань! Представляешь, утром редакторша с телеканала позвонила, я прямо обалдел… Кастинг-то я еще месяц назад прошел, а вызова все не было и не было! Я уж думал, все, забыли про меня. А тут вдруг! Как обухом по голове! Так что завтра можешь любоваться на меня уже в телевизоре! Я с поезда – и прямо туда… Даже не верится…
– И… Что ты там будешь делать, Кирюш? Любовь строить?
– Да, именно так, буду любовь строить! Не тупи, Сань, не задавай глупых вопросов! Ты что думаешь, я просто так, что ли, все выпуски реалити-шоу каждый день смотрел? От нечего делать?
– А как же я, Кирюш? – сипло пропищала она, краешком подсознания удивляясь невесть откуда взявшейся в ней унизительной настойчивости. Хотя вся оставшаяся часть подсознания громыхала достоинством и гордостью: молчи, что же ты делаешь, молчи! Сказали же – не любят тебя! И никогда не любили! Вот и молчи!
– А что – ты? – глянул на нее Кирюша с таким искренним удивлением, что краешек подсознания, тот, в котором сидела унизительная настойчивость, пискнул и захлебнулся отчаянием. – При чем здесь ты, Сань? Или ты думала, я около тебя до старости просижу, что ли? Да ты хоть посмотри на себя повнимательнее! Ты же… С тобой же…
– Все. Не надо, Кирюш. Я все поняла.
Опоздала правильная часть подсознания с достоинством и гордостью. Неправильная унизительная настойчивость уже сделала свое черное дело – Кирюшу понесло:
