Вера Колочкова - Добрая, злая
– Возьми, дочка! Что-то ты и впрямь плохо выглядишь! На вот тебе, запишись в салон, приведи себя в порядок! Аккурат перед поездкой успеешь. А то что же – Англия все-таки… Надо же себя культурненько обиходить… А если этих денег не хватит, я еще дам!
Ох… Как же противно ёкнуло внутри, будто ее дочерняя совесть скукожилась виноватостью – что же она с бедной матерью творит? Она ж ей верит, она ж от души… Потому и открылась навстречу ее вранью с радостью, с чистой доверчивостью. Бедная добрая мама. Не мама, а чистый ангел. А она – не дочь, а чудовище. Тоже придумала, как отцовскую проблему решить… Сиди теперь, вымучивай из себя искреннюю благодарность, а заодно угрызайся нечистой совестью!
Она с трудом вдохнула в себя воздух, собираясь проблеять свое трудное и необходимое «спасибо», но не успела. Мама вдруг живенько подпрыгнула на стуле, замахала полными ручками так, что вспыхнул и будто проколол маленькое пространство меж ними большой бриллиант, нагло выпучившийся из оправы кольца на среднем пальце.
– Ой, доча! Я ж тебе не рассказала еще, какую мне новость эта сорока Алина утром на хвосте принесла! У нее же двоюродная сестра в том же институте работает, что и отец! И эту его… новую, как там бишь ее… Алинина сестра тоже хорошо знает. Ты не представляешь, доча, какая у нашего молодожена большая неприятность вышла! Ребенок-то у молодайки больной оказался! Какую-то срочную дорогую операцию ему надо делать, а денег у молодайки – пшик… И с нового мужа ничего не возьмешь – с голым задом из-под прежней жены выскочил! Думал, ему с новой женой любовь да счастье будет, а взамен – вот оно…
Мама притворно вздохнула, глядя на нее в ожидании. Наверное, полагалось по дочерним правилам выплеснуть из себя хоть какую-то эмоцию, да смелости не хватило. Сидела как истукан, молча уставившись в тарелку с недоеденным куском пирога. Потом потянулась к нему, схватила дрожащими пальцами, принялась жевать истово. Мама, истолковав ее молчание по-своему и будто спохватившись, заговорила уже мягче, ровнее:
– Нет, я понимаю, конечно… Жалко, жалко мальчишку… А для матери так двойное горе – не иметь возможности ребенку помочь… Очень, конечно, я этой молодайке сочувствую…
С трудом проглотив пирог и не глядя на маму, она невольно поморщилась, автоматически потянулась к бокалу с вином. Вот хоть убей – не было никакого сочувствия в мамином голосе. Вернее, оно было, но особого рода, с явным душком торжества. А может, и нет никаких родов и видов у сочувствия – оно просто есть или его просто нет. И ничем это отсутствие не прикроешь. Какая ж это мерзкая штука по сути – проекция торжества на сочувствие…
– Ну чего ты к бокалу припала? Скажи хоть что-нибудь! – не выдержав ее молчания, проговорила мама. – Или ты меня осуждаешь, а, Сань? Думаешь, я злорадствую, да?
Вот что ей ответишь? Да, мол, мама, злорадствуешь, ах как нехорошо? А кто эту «злорадную» только что на деньги для больного Тимоши развел, у кого тут у нас рыльце в пушку?
– Да знаю, знаю, осуждаешь… – неожиданно вяло и со слезой в голосе вдруг произнесла мама. – Когда со стороны смотришь, всегда легко осуждать…
– Я не осуждаю, мам. Я понимаю, как тебе… тяжело.
– Ха! Да что ты понимаешь! Тяжело, главное! Тяжело – это не то слово… Нет, доча, мне не тяжело, у меня вся душа выгорела от обиды!
– Да, ты уже говорила, мам… Только что…
– А ты еще раз послушай, что от тебя, убудет? Трудно тебе, что ли? Мне и доктор сказал, чтобы я родным людям выговаривалась, в себе не носила! А то заболею, не дай бог!
– Ну тогда давай… Говори, мам, я послушаю…
– Ну да… Так о чем бишь я… Вот представляешь, Сань, вроде уж и гореть внутри нечему, а все равно – горит, никакой мочи нет… Да, может, я злорадствую, да! Может, мне сейчас именно это и необходимо, чтоб хоть как-то жажду утолить… Знаешь, как умные люди говорят? Когда долго сидишь со своим горем на берегу, то обязательно дождешься, когда мимо проплывет труп твоего врага… И пусть, пусть твоему отцу будет сейчас хреново! Да мне как воздухом подышать, если ему сейчас хреново будет… И не важно, по какой причине. Как есть, так и говорю. Зато честно. И можешь осуждать меня, сколько тебе будет угодно! И не дай бог тебе такое…
Истерически всхлипнув, она закрыла ладонью рот, с шумом втянула через нос воздух, задержала его в себе надолго, некрасиво выпучивая влажные от непролитых слез глаза.
– Мам, ну не надо, прошу тебя… Не надо, пожалуйста… – проблеяла она, глядя на нее со страхом.
– Да не бойся, доча… – устало произнесла мать на выдохе. – Не бойся, я тут у вас в истерике биться не стану. Ты ж знаешь, я сильная… Не баба, а конь с яйцами… Ладно, поеду я. Поздно уже.
– Может, машину оставишь? Как ты в таком состоянии поедешь? Хочешь, такси вызову?
– Да нормально поеду! Всю жизнь в любом состоянии за руль садилась, ничего со мной не сделается. А ты завтра и впрямь время найди в салон сходить! Вон с лица вся спала, и бледная, страх смотреть. Надо всегда держать себя в руках, Саня, в форме быть…
Тяжело поднявшись со стула, мама неуклюже подрыгала ногами, оправляя брюки, натужно ей улыбнулась, а проходя мимо двери в комнату и понизив голос до приторной ласковости, еще и нежно пропела, легкомысленно помахивая ручкой:
– Кирюшенька, солнышко, пока… Я поехала…
Стоя у окна, она долго смотрела, как мать не спеша подходит к машине, как с таким же неторопливым достоинством усаживается за руль. Вот ее ладонь высунулась в окно, махнула в прощальном жесте, блеснув кольцами, и машина наконец сдвинулась с места, исчезла за углом дома.
Так, теперь надо довести дело до конца, раз уж ввязалась. Нащупав в кармане рубашки мобильник, выискала в памяти номер вызова такси, проговорила в трубку тихо, заговорщицки:
– Девушка, примите заказ… Если можно, побыстрее… Улица Белинского, дом пятьдесят три, первый подъезд.
– Минуту… – так же, как ей показалось, заговорщицки ответила девушка-диспетчер. – Ага, есть… Выходите, через пять минут машина будет у подъезда…
Засуетилась, собираясь. Хотя чего там собираться? Вот он, конверт с деньгами, на кухонном столе лежит. А что делать с этими, которые… на салон? А, туда же их, в конверт! Как говорила бабушка Анна: раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Лишними Кате эти деньги не будут.
– Ты куда на ночь глядя? – удивленно сунулся в прихожую Кирилл, когда она торопливо натягивала на ноги кроссовки.
– Да я быстро! Мне надо тетрадку с лекциями Поль отвезти… У нее завтра сдача хвоста, а я утром тетрадку забыла отдать… Я такси вызвала, туда и обратно, через полчаса буду!
Машина и впрямь уже ждала у подъезда, лукаво подмигивала зеленым глазом. Плюхнулась на заднее сиденье, назвала новый отцовский адрес.
