Лола Карлайл покажет всё (ЛП) - Гибсон Рэйчел

Он взглянул на Лолу, на рыбный нож, выскользнувший из руки на палубу. Как боец девушка слаба. Она спала, несмотря на его вторжение в ее пространство, и не смогла уследить за своим оружием. Он потянулся за ножом и засунул его за пояс джинсов.

Лунный свет ласкал одну сторону ее лица и касался изгиба ее верхней губы. Без сомнения, Лола уникальная красавица. Тот тип женщины, о котором фантазируют мужчины.

Я никогда не буду добровольной участницей ни одной из ваших извращенных фантазий, сказала она, как будто прочитав его мысли. Извращенных? Его фантазии не были извращенными. Ну, не столь извращенными, как у некоторых парней, которых он знал.

Он никогда не относился к мужчинам того типа, что покупают календари с девушками в купальниках или просматривают рекламу нижнего белья, но нужно жить на другой планете, чтобы не знать, кто она такая, не замечать ее на календарях, в рекламе лифчиков, на рекламных щитах и обложках журналов. И нужно быть парализованным ниже пояса, чтобы не задаваться вопросом, на что это будет похоже – заняться с ней сексом. Покрыться потом, спутать ее волосы и сцеловать ее помаду.

Макс вспомнил о том, когда впервые заметил ее портрет. Это произошло на Таймс-Сквер[62], около восьми лет назад. Он ждал такси возле «Хаятт», и, оглядываясь, увидел ее, смотрящую на него с рекламного щита: светлые волосы зачесаны назад, карие глаза потемнели, как будто она пристально смотрит на своего любовника, роскошное тело одето только в откровенные кружевные трусики и соответствующий лифчик.

Белый. Его любимый цвет.

Поскольку он увидел ее впервые, то задался вопросом, кто она. И, как и любой мужчина, смотрящий на нее, представлял ее раздетой; зная, что у него нет шансов с такой женщиной как эта, он твердил себе, что она, скорее всего, паршивая любовница. Слишком тощая и боится смазать помаду, чтобы быть хорошей. Вероятно, девочка того типа, которая ожидает, что парень сам сделает всю работу. Да, так он сказал себе, только он никогда не был против работы. Особенно такого рода.

Глядя на нее теперь, он решил, что она не кажется слишком худой. На самом деле, она была как раз из тех женщин, которых Макс любил обнимать. С полной грудью, попкой, которая как раз заполнит его большие ладони. Когда он держал женщину, ему нравилось чувствовать ее мягкое, соблазнительное тело, прижатое к нему. Он не хотел чувствовать кости. Не хотел волноваться о том, что причинит ей вред.

Он пристально посмотрел на ее мягкие приоткрытые губы, и непроизвольно его мысли вернулись к поцелуям с Лолой Карлайл. Сейчас помады на губах не было, и он задался вопросом, на что это будет похоже: медленно наклониться для поцелуя и попробовать на вкус ее губы. Почувствовать ее нерешительность, неуверенную заминку, прежде чем он почувствует ее вздох. «Ох», которое подскажет ему, что она тоже его хочет. Момент, когда она станет нежной и отзывчивой под его губами. Под ним, Максом Замора. Мальчишкой Фиделя Замора. Ребенком с грязным лицом, отец которого забывал о нем всякий раз, когда принимался за бутылку рома. Что происходило большую часть времени.

Макс не родился богатым, не был известным актером или рок-звездой, парнем того типа, который обычно выбирают женщины подобные Лоле Карлайл, но это не мешало ему задаваться вопросом, на что это будет похоже – прикоснуться к такой женщине, как она. Почувствовать ее мягкую грудь, прижимающуюся к его груди, запутаться пальцами в ее душистых волосах.

Макс вдохнул прохладный соленый воздух и медленно выдохнул. Любопытство удивительно быстро унесло его в место, куда ему лучше не собираться. Место, где его избитое тело реагировало так, как будто он мог что-то с этим поделать. Место, где его кровь пронзает и стреляет пылающей болью прямо в пах. Место, где он никогда не окажется с женщиной вроде Лолы. Где она никогда не окажется с таким мужчиной как он. Он не был ни богатым и знаменитым, ни женоподобной моделью.

Лола не та женщина, которая будет терпеть мужчину, исчезающего на многие дни и недели подряд, никогда не говоря ей, когда он вернется или где он будет. Черт, он никогда не найдет женщину, которая способна долго выносить все это.

Макс круто повернулся и сошел с мостика. Для них обоих будет лучше, если он вообще не будет думать о ней. Заняв место на складном стуле, на котором он сидел раньше, он потянулся за удочкой и размотал леску. И сконцентрировался на пустой леске вместо спящей на мостике модели, рекламирующей нижнее белье.

Он решил, что в ловле рыбы ему повезет больше, если у него появится лучшее представление о том, что делать. За последние несколько лет он несколько раз ловил рыбу в озерах и речках, но он никогда не был настоящим рыболовом. Черт, большую часть своего «улова» он поймал на переднем дворе старого дома, который он и его отец арендовали в Галвестоне[63].

Вспомнив о нем, он предположил, что ему было около семи, когда старик купил ему катушку Zebco на шестифутовом удилище. Он до сих пор прятал его в шкафу, среди немногочисленных детских вещичек.

Даже теперь он мог вспомнить вес того удилища и катушки в руках. Тогда его отец был в завязке, он привязал грузило на конце лески и дал Максу уроки по забрасыванию; отец и сын рядом, бок о бок, стояли в том дворе, пока не зашло солнце, нацеливая грузила на кустики травы и разговаривая о рыбе, которую они планируют однажды поймать. Макс все еще мог вспомнить прикосновение руки своего отца и звучание его кубинского акцента в ласковом влажном бризе.

К сожалению, старик проводил большую часть своего свободного времени в развязке, и ему никогда не удавалось взять Макса на рыбалку, но это не мешало Максу ждать и практиковаться. После нескольких лет тренировок он стал конкретным забрасывателем. Над головой, боком, исподтишка, он мог идеально поразить любую цель. Он всегда полагал, что эта практика ему пригодилась и послужила причиной, по которой он легко прошел снайперскую подготовку.

Макс поменял положение на стуле, от сидения его ребра болели чуть меньше, чем при ходьбе или стоя. Он поднес бинокль к глазам и пристально всмотрелся в черный океан. Единственное освобождение от боли пришлось на те несколько часов, которые ему удалось пролежать на спине прошлой ночью. Он мог поспать несколько часов, но сегодня вечером не будет. Не сейчас, когда любой может застать его врасплох.

Но Макс не спал два дня, и скользнул в сон за час до восхода солнца на востоке.

Глава 4

Макс не был уверен, сколько времени он проспал, прежде чем резко открыть глаза и немедленно проснуться. Утреннее солнце отражалось от волн и хромированных поручней яхты. Даже не оборачиваясь, он знал о движении за своей спиной. Не понадобилось даже смотреть, чтобы понять, что это Лола. Не только потому, что кроме нее на лодке никого не было, просто он уже изучил уникальный звук ее легких шагов. Она остановилась у двери камбуза, прежде чем идти дальше, ее собачонка шла рядом, позади нее.

Макс медленно поднялся и помотал головой из стороны в сторону, окончательно просыпаясь. Из-за легкого волнения на море яхта покачивалась примерно на фут; боль в ребрах стала еще сильнее, чем сразу после избиения; мышцы задеревенели от неудобного положения, в котором он спал. Максу исполнилось тридцать шесть лет, и последние пятнадцать из них он провел, доводя возможности своего тела до предела. Когда он был моложе, то мог спать хоть на голове без приступа боли на следующее утро. А теперь нет. Чем старше он становился, тем больше его тело выражало свое несогласие. Он повращал плечами и услышал, как Лола и ее собака вышли из камбуза. Он оглянулся: парочка направилась к планширу на носу лодки. Подол фруктового платья легко касался задней поверхности ее бедер, в одной руке она держала бинокль, в другой – батончик гранолы.

Так как девушка не сказала ему ни слова, он предположил, что она все еще злится из-за зубной щетки. Макс взглянул на безоблачное небо и закинул руки за голову. Должно быть, она из тех женщин, которым нравится цепляться за свой гнев, и он решил, что пусть ее. Нет необходимости нарушать тишину только, чтобы выслушивать ее придирки. А теперь, когда Лола проснулась и заняла свой пост на носу яхты, он решил, что проскользнет в каюту и немного поспит.