Второстепенный: Торг (СИ) - Нельсон Ирина

Догнать и загрызть зайца на праздничный обед? Ух, ты, сэр, у вас тут водятся зайцы? Где?

- Мальчик Витюня рыбку ловил, мимо него проплывал крокодил. Хрустнули кости в могучей руке - труп крокодила плывет по реке,  - мечтательно напевала я, вприпрыжку идя по парку. Снега не было, но воздух выходил из моего рта симпатичными облачками пара. - Вот, сэр! Сам поймал, без магии!

Две пушистые тушки зайцев мотнулись в моей руке. В маленьких шеях послышался влажный хруст. Лапки безвольно повисли. С серых шубок капнула кровь. Корион благосклонно взирал на эту картину, и за этот взгляд и убить было не жалко. Хотелось с восторженным скулежом прижаться к нему, ткнуться лбом в широкую ладонь, обнять за шею и облизать ему губы. И что-то мне подсказывало – если застать врасплох и не сильно наглеть, то он только посмеется. Но с этим лучше подождать до дома. Я же не совсем отбитая – на морозе целоваться. Заболеть же можно!

Мы расположились в глубине парка, в симпатичной резной беседке на чудной полянке рядом с роскошной елью. Пока я с гиканьем носилась за зайцами, профессор успел развести огонь на специальной металлической подставке на столе, достать вчерашние салаты, хлеб и заточить ножи.

- Учить резать не буду, могу научить гадать по внутренностям, - сказал он, протянув мне один и взяв себе зайца. – Это древнее искусство, с помощью него люди когда-то узнавали прошлое и будущее. И время подходящее.

- Узнавать прошлое и будущее по внутренностям с точностью могут только патологоанатомы и рентгенологи, а в эти специальности я пойду только тогда, когда руки начнут трястись, - категорично заявила я.

- И древнего обряда друидов с торжественным развешиванием внутренностей на ветвях ели от вас тоже не ждать? Даже без жертвоприношения обойдёмся?

- Слушайте, это были лихие нулевые. Мы развлекались, как могли. Но сейчас-то с досугом дела обстоят получше. Давайте просто сделаем жаркое и потанцуем?

И мы просто сделали вкусное жаркое с овощами, а потом долго гонялись друг за другом, хохоча не хуже сумасшедших. Барабаны громко стучали в ушах, в воздухе слышался тонкий хрустальный перезвон и затейливая мелодия флейты. Всё отчетливее играли низкие трембиты. Звуки сливались в единую затейливую симфонию, могучую, всеобъемлющую, не похожую ни на что. Она кружилась, проникала везде и всюду, подчиняла ритму наш забег по лесу, и он превращался в странный танец. Я налетела на какое-то дерево и вдруг поняла – вот они, эти могучие трубы, издающие гудение. Дрожат и пульсируют живыми токами. Флейта – это ветер в их ветвях. И волшебный перезвон струн – не что иное, как текущая река.

Крепкие руки схватили меня и подкинули в воздух. Весело засвистели флейты, перед глазами мелькнуло дупло с обалдевшей белкой внутри. Я легко, как во сне, извернулась не хуже кошки, приземлилась на Кориона всем своим весом. Он поддался и упал. Я глянула в тёмные хищные глаза, довольные, хитрые.

- Поймал! – заявил он, обняв меня так, что из моей груди вырвалось кряхтение.

- Это кто кого поймал! - нагло заявила я и рванулась вверх.

До лица не достала. Зато мои свежие клычки совершенно замечательно сомкнулись прямиком на сонной артерии. Легонько – прикусили, тут же отпустили. Я лизнула укус, извинившись за нападение, и подняла взгляд. Профессор рассмеялся, и его низкий бархатистый смех очень красиво вплёлся в мелодию. Я поёрзала на жёстком теле и, сплетя пальцы под подбородком, спросила:

- Вы тоже слышите её, да, сэр? Эту музыку?

- Да. В дни солнцестояния мы все её слышим, - прошептал Корион, прикрыв глаза. – Вся Вселенная поёт, но у Земли совершенно особенная песня о круговороте жизни и смерти. Здесь постоянно что-то умирает, чтобы стать источником жизни. Ни одна известная нам планета не поёт так. Звери, птицы, растения, воздух и вода, солнечный свет, даже Луна – у всего есть уникальная нота. Убери один элемент – и всё рассыплется. Когда-то значение этой песни нам растолковали друиды, а потом ушли, уступили место нам. Красиво, да?

На его губах играла лёгкая тёплая улыбка – редкая гостья на обычно невозмутимом лице. Я ещё никогда не видела его таким расслабленным и одухотворённым.

- Да, очень красиво.

Земля летела вокруг Солнца. Жизнь и смерть пели Великую песнь. Мы слушали, и из наших тел лился стук барабанов. 

А мне больше не было страшно.  

*трембита - самый длинный духовой инструмент в мире, один из разновидностей альпийского рога, род обернутой берестой деревянной трубы. Является народным музыкальным инструментом украинских горцев — гуцулов

Глава 6. Вопрос наследования

- Здравствуй, ублюдок.

- Я вижу, даже усилия целителей не смогли повлиять на ваш скорбный разум, лорд Бэрбоу, - ухмыльнулся Корион и посторонился.

Дед отзеркалил его усмешку и величаво переступил порог дома, небрежно сунув Кориону свою шляпу и пальто. Аккуратно собранные в колосок волосы блеснули в солнечном свете насыщенной медью. Лёгкий поворот головы, мимолетный взгляд на портрет и оценивающий – на диван. Решив, что новый мягкий плед не испортит дорогущие брюки, лорд грациозно опустился на сиденье и застыл, не опираясь на спинку и сложив руки на затейливо украшенной трости.

- Надеюсь, ты один.

- Можно и так сказать…

Наверху громко хлопнула дверь, следом раздался грохот и громкий русский нецензурный вопль – это Вадим спросонок споткнулся о высокий порог. Продолжая громко и цветисто ругаться, мальчишка спрыгнул по ступенькам на наземный этаж, на одной ноге проскакал через весь коридор и скрылся на кухне, не обратив ни малейшего внимания на гостя. Мальчишка по своему обыкновению спал в одних пижамных штанах и, конечно, был растрёпан так, как могут только дети. Корион на мгновение прикрыл глаза.

- Что это такое, молодой человек? – очень чётко спросил дед.

Строгий, безапелляционный тон разом перенёс алхимика в далёкое детство, когда он вздумал собирать коллекцию камней и натащил в свою новую красивую комнату целую гору речных булыжников.

- Вадим Волхов, мой ученик.

- Почему твой ученик бродит по дому в таком виде и ругается хуже портового грузчика? Корион, что за привычка тащить в дом всякую грязь?

- Мне выучить наизусть периодическую систему Менделеева или же переписать англо-латинский словарь? – издевательски спросил Корион, бросив вещи деда в кресло.

Дед замолчал, недовольно поджав губы. Вадим вышел из кухни с большущей кружкой ароматного кофе и, наконец-то заметив их, остановился в коридоре.

- О, здрасьте, лорд Бэрбоу! – он ослепительно улыбнулся и отсалютовал кружкой. На руках отчётливо виднелись коричневые узоры врачебной клятвы. – Прекрасно выглядите! Как приятно ошибаться в плохих прогнозах. Передайте моё восхищение вашим врачам. Я-то думал, что вы не дотянете до декабря.

- По вашему виду незаметно, что вы умеете думать, - съязвил лорд.

Вадим жизнерадостно рассмеялся.

- Кусаетесь – значит, точно здоровы. Поздравляю, сэр!

- Немедленно убирайтесь и приведите себя в порядок, - разъярённо прошипел дед. – Я отказываюсь разговаривать с невоспитанным грязным неряхой.

- Почему это грязным? Я умылся, - невозмутимо ответил Вадим и скрылся на кухне.

Он не сделал ни единого шага в сторону лестницы. От такой наглости по лицу деда пошли красные пятна, а пальцы вцепились в трость.

- Корион, - в голосе послышалось тщательно сдерживаемое рычание. – Ты как воспитываешь мальчишку?!

- Никак, - с искренним наслаждением ответил Корион. – Он делает, что хочет, когда хочет и сколько хочет. На давление у него неадекватная реакция.

- Вседозволенность губит детей, Корион. Был бы я воспитателем этого мальчишки…

- Хотел бы я на это посмотреть, - мечтательно сказал Корион. – Ты и Волхов, реакции которого не могут просчитать оба Аунфлая. Какое занимательное будет противостояние! Зачем пришёл, дедушка?

Ответом ему был выразительный взгляд в сторону открытой кухонной двери. Корион только кивнул, подтверждая, что да, говорить можно спокойно. Лорд удивлённо изогнул медную бровь, вытащил из нагрудного кармана небольшой бумажный конверт и, сняв с него чары, положил его на стол.