Моя ходячая (не)приятность (СИ) - Чудная Алиса
Мне становится интересно, о чем они говорили с Даном, пока я пыталась спастись бегством и скрыться в доме. Наверняка, он ей что-то сказал. Иначе как объяснить то, что еще на улице она вешалась на него, а после, в гостиной, держалась отстраненно?
Решив, что позже выспрошу у него все-все, я уныло поковырялась вилкой в тарелке. Аппетита не было. Слишком угнетала обстановка. Да и не привыкла я есть в кругу посторонних мне людей, которые присматриваются ко мне. Смотрят с недоверием, и я на физическом уровне ощущаю, что к недоверию примешивается недоумение.
Что он в ней нашел? — кричат глаза Изи.
Почему именно эта девчонка? — читается в задумчивом взгляде матери Дана.
Почему именно русская? — как бы завершает картину выражение лица его отца.
И Дан не дурак. Скорее всего это заметил и думает теперь о том, какую ошибку допустил, когда решился на такую постановку.
От этих мыслей становится совсем уж невмоготу. Хочется встать, развернуться и уйти. Как ежик, с узелочком в туман на поиски закадычного друга — лошадки.
После обеда мне вновь ничего не дают сделать. То ли действительно гостеприимство тут на высшем уровне, то ли Дан успел нажужжать маме о том, что я — рукопоп.
Позволяю увести себя в сад. Бреду молча по дорожке, вслушиваясь в щебетание птичек над головой. Ну и в напряженное сопение Дана, который, видимо, не знает, с чего начать диалог.
— Скажи уже о том, что миссия провалена, и что я могу убраться отсюда восвояси, — наконец не выдерживаю я. — Я же не слепая, вижу, что мне здесь не особо рады.
Дан притормаживает, поднимает взгляд вверх и замирает. Молчит. Неужели, не хочет обидеть?
— Дурацкая затея, Дан, — вновь предпринимаю я попытку его разговорить. — Такие вот спектакли хороши для тех, к кому ты прохладно относишься. А родителям лгать не хорошо. И я дура, что согласилась на это. И дура, что позволила тебе разыграть эту трагикомедию.
— Небо красивое, — невпопад отвечает Дан, полностью игнорируя мои метания. — Здесь всегда красивое небо. И чудесный воздух.
Этими словами он сбивает мой боевой настрой. Смотрю на него уже не так воинственно и чувствую, что остываю. Задираю голову вверх, чтобы понять, что же такое он увидел там, на небе, что так восторженно глядит и… Не вижу ничего. Абсолютно. Небо, как небо. Такое же, как и везде. А воздух? Что в нем такого чудесного, когда он пропитан насквозь духотой?
Вздыхаю, опускаю взгляд и иду дальше. По тропинке, которая уводит вглубь сада. Почему-то мне начинает казаться, что я нахожусь не там, не в своей тарелке и не на своем месте. Странное ощущение, когда смотришь на себя со стороны и понимаешь, что все это напрасно.
— Как ты смотришь на то, чтобы остаться тут с ночевкой? — вырывает меня из размышлений Дан. — Вечером можно будет поплескаться в бассейне, как раз жара спадет.
— Я с собой ничего не брала… — начинаю я и осекаюсь, вспоминая, что мне и нечего брать с собой. Багаж ведь улетел. Отправился без меня покорять Европу.
— Ты всегда можешь купаться голой, — подкалывает Дан. — Я даже отвернусь, пока ты в воду войдешь, чтобы не смущать тебя своими похотливыми взглядами.
— Иди ты! — отмахиваюсь я, чувствуя, как невовремя краснеют щеки.
Потому что, на краткое мгновение я представила себе это… И эта мысль теперь не дает мне покоя.
— Да шучу я, шучу, — смеется мужчина. — Чего ты такая пугливая?
Фыркаю и вновь продолжаю свой путь. Куда иду? Не знаю. Зачем? Тоже не понятно. Главное сейчас — выгнать из головы картинки, которые рисует воображение.
32
Думая обо всем, начинаю себя жалеть. Вспоминаю, кручу в голове события прошедшего времени и понимаю, что вот прямо сейчас хочется сесть здесь, посреди дорожки, обнять коленки руками и разреветься. Все же, к таким судьбоносным поворотам в своей жизни я не была готова.
Да и кто же к ним готов?
Судьба случается… Эта фраза как нельзя лучше передает смысл нашего существования. Жить для того, чтобы судьба случилась…
Останавливаюсь, чтобы перевести дух и… понимаю, что давно уже не видно ухоженной дорожки, вымощенной камнем, аккуратных деревьев мандаринового сада. Поворачиваюсь и смотрю на Дана, который все это время, оказывается, брел за мной. А я-то думала, что все так же и стоит, рассматривая небо и восхищается его красотой.
— А мы где? — задаю вопрос, хотя понимаю, что он звучит глупо.
— Мы? В окрестностях городка, — немного подумав, отвечает он.
— И как мы тут оказались? — еще глупее вопрос.
— Я думал, ты знаешь, куда идти, — усмехается Дан. — Потому просто шел следом.
— То есть, тебя не смущает то, что я тут впервые и по твоей милости, а значит просто не могу знать, где и что? — улыбаюсь я.
— Обо всем успела подумать? — переводит тему мужчина.
— Да, — киваю я. — Я хочу уехать, Дан. Отсюда. Я неуютно себя чувствую в этом доме.
— Что же… Хорошо, значит уедем, — пожимает плечами он.
И, прежде чем отвернуться, я успеваю заметить тень сожаления на его лице…
Странно это все. Сначала помощь, после спектакль, теперь вот знакомство с родителями… Что с ним не так? Я косячу — он прощает. Веду себя импульсивно — он терпит… Другой бы либо плюнул и сослал меня куда-нибудь подальше, либо лично отвез в аэропорт и насильно затолкал в самолет. Мол, лети-ка ты дорогуша туда, откуда прилетела…
По той же тропинке возвращаемся в дом. Стоя на небольшой веранде, смотрю вдаль, где виднеются горы. Надо же, а отсюда, кажется, до них совсем рукой подать. И я ни разу не видела их вживую… Лишь на картинках, фотографиях и открытках…
— Там хорошо, — раздается сзади и я вздрагиваю, цепляясь пальцами за перила. — Воздух другой совершенно. И дышится легко, свободно… Чувствуешь себя птицей, что парит в небесах.
Поворачиваюсь и вижу перед собой маму Дана. Она протягивает мне стакан, в котором плещется сок со льдом.
— Спасибо, — выдыхаю я, хотя внутри такое чувство, будто все ухнуло куда-то вниз.
— На здоровье, — усмехается она. — Если останетесь на ночь, то утром можно будет прогуляться в горы. Оттуда открываются такие виды живописные… Которые ты никогда не сможешь забыть.
— Наверное, — протягиваю я, смущаясь еще больше.
Понимаю, что в воздухе повисло напряжение. Мама Дана хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать. А я же… Признаться, очень хочу услышать ее мысли, чтобы знать, что думает обо мне эта женщина.
— Дан повез Изи домой… — вновь начинает она. — Но ты не подумай, они всего лишь друзья… — киваю, а она делает тяжелый вздох. — Скажи мне, пожалуйста, что между вами?
Поднимаю глаза и встречаю ее взгляд — взволнованный, встревоженный… Видно, что женщина переживает за своего ребенка и не хочет, чтобы сына окрутила нечестная женщина.
Понимаю, что не могу солгать. Не хочу играть и дальше этот спектакль, который придумал Дан. Становится мерзко на душе, что согласилась на эту авантюру. Одно ведь дело — проучить бывшего, и совсем другое — лгать тем, кто ближе всего, кто любит и, несмотря ни на что, останется рядом…
Мысленно прошу у Дана прощения за то, что собираюсь сделать. Набираю полную грудь воздуха, задерживаю ненадолго и выдыхаю:
— Ничего.
Это слово звучит резко, в какой-то степени даже грубо. Нервно прикусываю губу, жалобно глядя в лицо этой женщины.
— Простите, — наконец не выдерживаю пристального изучающего взгляда. — Я не знаю, как это объяснить… Ваш сын замечательный человек. Он был безгранично добр ко мне, помог выпутаться из очень тяжелой ситуации, заложником которой я невольно стала… И, признаюсь, он мне очень нравится… И как человек, и как… мужчина. Однако, — запинаюсь, опускаю взгляд и понимаю, что вот-вот расплачусь.
И хочется объяснить все, открыть душу, рассказать о том, что гложет изнутри и… Не могу. Не знаю, с чего начать, какие слова подобрать, чтобы они прозвучали правильно, описали всю ситуацию, а не запутали еще больше…
— Оставайтесь с ночевкой, — голос женщины звучит мягко, тепло и я вновь поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. — Спасибо, что сказала правду, какой бы она не была. Возможно, в этот раз Даня сделал правильный выбор.
