Вера Колочкова - Обитель Синей Бороды
Она сунула в пакет тапочки, пробежала в свою комнату, запихала туда же домашний трикотажный костюм. Так, что еще? Зубную щетку? Да, еще кошелек… И телефон…
Из квартиры вышла последней – наспех повернула ключ в дверях. Бросилась вниз – за носилками. И услышала там, внизу, встревоженный голос Олега:
– Да, я сын… А в какую больницу? А можно?.. Кто просил? Нет, что вы, я с ней поеду… Я сын…
Соня вывалилась из подъезда на улицу – Олег успел подхватить вместо врача носилки. Пристроилась к его плечу, шепнула на ухо:
– Олег… А может, я поеду?
– Нет! – бросил он раздраженно, даже не поглядев на нее. И так же раздраженно спросил: – Где ребенок?
– Он у Маргариты Сергеевны… Олег, давай я поеду…
– Нет! Иди к ребенку, Соня! Нашла с кем оставить – с соседкой!
– Но я…
– Иди домой, я сказал! Жди, я позвоню…
Уехали.
Маргарита Сергеевна вздохнула с облегчением, увидев Соню в дверях.
– Олежек-то, надо же, успел… Я в окно видела… Так от машины бегом к подъезду пронесся! Лицо аж белое от испуга… Что ж теперь будет-то, Сонечка, а?
– В каком смысле? – спросила Соня, забирая Николеньку.
– Да ты хоть представляешь себе, милая моя, что такое – инсульт? Это ж все несчастное хозяйство… И Николенька, и Катя… Оно ж теперь на твою разнесчастную головушку упадет! Как ты со всем справишься-то? Ведь не справишься, с ума сойдешь… – И тут же, будто испугавшись своих горьких прогнозов, Маргарита Сергеевна махнула рукой, заговорила нарочито бодро: – Ничего, ничего, Сонечка… Авось устроится все как-нибудь. Говорят, что ни делается, все к лучшему. Может, эти трудности вашу семейную жизнь с Олежкой и наладят. Трудности – они всегда объединяют семью, знаешь… Сплачивают как-то…
– Спасибо, Маргарита Сергеевна.
– А у меня рука, Сонечка, все болит и болит… Вот ведь, не помощница я тебе в трудностях-то… Ты уж прости, но на меня не шибко в дальнейшем рассчитывай.
– Я поняла, Маргарита Сергеевна. Ладно, пойду я. Спасибо…
И уже вслед, закрывая за Соней дверь, Маргарита Сергеевна бросила виновато:
– Ну, если только по хозяйству чего… Сготовить, в магазин сходить… А с ребеночком – нет уж, извини, дорогая. Рука у меня слабая.
Соня вошла в квартиру, прислушалась к звенящей тишине. Как страшно, как неприютно, даже в комнату заходить не хочется. И запах такой тяжелый – запах горя. Понятно, что на самом деле никакого запаха нет, это у нее нервное… Но все равно. «Надо бы окна открыть, – подумала она, – проветрить».
Завозился в руках, запищал-застонал Николенька. Говорят, дети остро воспринимают материнскую тревожность. А такие, как Николенька, особенно остро воспринимают.
– Ничего, малыш… Все хорошо. Скоро бабушку вылечат, папа наш с ней в больницу поехал. У нас очень хороший папа, Николенька. Сильный, добрый… Сейчас я тебе кашу сварю… Будешь кашу, Николенька?
Так, приговаривая-уговаривая скорее саму себя, чем Николеньку, Соня прошла на кухню, поставила кастрюльку с молоком на огонь. Николенька медленно переводил припухшие раскосые глазки с предмета на предмет, струйка слюны текла из уголка рта по подбородку. Соня глянула на часы – удивилась. Надо же, всего сорок минут прошло, как в квартиру вошла и увидела горе… А кажется, целая жизнь. Все, все изменилось за сорок минут…
Резкий спазм подступил к горлу – Господи, да за что? Ответь мне, Господи, хоть на этот вопрос, если я главного не понимаю, – для чего? Если даже поплакать нельзя – Николеньку испугаешь? Хочется же поплакать, сил нет…
Надо отвлечься на что-то. Чтобы не плакать. Вот, хотя бы телевизор включить… Отвлечься, пока Николенькина каша варится. А потом он поест и уснет. И можно будет поплакать.
Соня нажала на кнопку пульта, и в кухоньку ворвались скандальные, злобные голоса – на пресловутую программу «Пусть говорят», стало быть, попала. «Хорошо, пусть. Пусть говорят. Отвлекают. Послушаем. Поглядим, что там у них происходит…» – велела она себе.
Ага, понятно… Сегодня, значит, вся студия «пусть говорит» о нерадивой мамашке. Оставила дитя чужим людям, теперь раскаялась и хочет обратно забрать. Явилась не запылилась на судилище естественного отбора… Заклюют же тебя, глупая! Камнями забьют. Нашла куда явиться со своим раскаянием! Лучше бы уж на площадь вышла, как Раскольников, может, и свой бы Федор Михалыч на тебя отыскался бы, оправдал-разъяснил…
Соню всегда удивляло – чего ж они, несчастные, на эту передачу идут? Сочувствия ищут, помощи? Да когда это было, чтобы сытый и праведный понимал голодного и слабого духом? У социума законы – хуже звериных… Естественный отбор, ничего не поделаешь. Слабую особь надо добить для того хотя бы, чтоб рядом с недобитком свою жизненную успешность до конца прочувствовать. Вон, как та тетка из глубины студии орет, бьет себя кулаком в жирную грудь:
– …Я тоже мать, я сына одна воспитала, без мужа, мне тоже трудно было! Но чтобы я! Да как можно дитя от себя оторвать?! Да убивать таких матерей надо! В глаза, в глаза плюнуть!
Соня вгляделась в экран, услыхав знакомые нотки в голосе… Точно, знакомая тетка-то! Ее бывшая клиентка! Три месяца назад, помнится, эта самая тетка пришла к ним в адвокатскую контору, потребовала исковое заявление наваять – о выселении сына из квартиры. Видела она потом этого сына в суде – совершенно забитый малый. Матерью и забитый. С детства, видать. Посмел, сволочь, жениться, зарплату жене стал отдавать… А иск тогда они проиграли. Соня сразу же не хотела этим делом заниматься, но Самуил Яковлевич заставил. Сказал – надо, чтоб этой гневной мамашке в суде отказали, иначе она никогда с этой мыслью не успокоится. Вот, не успокоилась, видать. На передачу пришла, тоже поговорить захотелось, кулаком себя по жирной груди постучать…
А несчастная матерешка-героиня, господи боже… Сидит, голову в плечи втянула, глаза затравленные. Еще и лепечет чего-то:
– Да вы поймите меня, женщина… Мне некуда было с ребенком идти… Совсем некуда… Я из Казахстана приехала – ни прописки, ни регистрации… Ребенок заболел, его даже в больницу не взяли! Я же не навсегда, я его временно хорошим людям оставила…
– Хм… Что значит – временно? – тряхнуло вторым подбородком известно-медийное депутатское лицо, сверкнуло глазками в жирных щечках. – У нас нет такого понятия – временное материнство! Вы вообще в курсе или нет?
– Да… Да, я в курсе… – совсем упала и без того униженным духом бедная матерешка, – простите меня, люди… Хотите, на колени перед вами встану? В полном отчаянии была, ничего не соображала своей головушкой…
– Что значит – не соображали? Вы же мать! – вступило в судилище другое депутатское лицо, женское, но тоже довольно примелькавшееся. – У матери всегда голова на плечах должна быть, в любых обстоятельствах!
