Дж. Редмирски - По дороге в вечность

– Кэм лишь принимает удары судьбы, – продолжает Натали. – Так было всегда. Запихивает внутрь. Уж поверь мне: там скопились целые залежи боли, злости и разочарований. Все, с чем она никогда не могла разобраться до конца. А теперь еще эта история с ребенком… – Натали снова делается неуютно: как-никак она говорит с отцом Лили. – Эндрю, я всерьез боюсь за нее, – добавляет Натали, и ее карие глаза мрачнеют.

Я никак не ожидал, что эта встреча обострит и без того глубокую тревогу за здоровье и состояние психики Кэмрин. Я и раньше беспокоился, но сейчас чем дольше я слушаю Натали, тем хуже делается мне самому.

– Расскажи про психотерапевта, – прошу я. – Спрашивал у Кэмрин, но она отмахнулась.

– Это отец убедил ее, вскоре после смерти Иена. – Натали закидывает ногу на ногу и тяжело вздыхает. – Кэм каждую неделю ходила на сеансы. Мы думали, что ей становится лучше, что она постепенно выбирается из депрессии. А она просто дурачила нас. Человек, которому стало лучше, не вскочит в автобус, не оставив даже записки.

– Так, значит, это отец уговорил ее обратиться к психотерапевту?

– Угу, – кивает Натали. – Кэм всегда была ближе с отцом, чем с матерью. Нэнси – чудесная женщина, но временами бывает взбалмошной. А когда после развода отец собрал вещички и вместе с новой подружкой двинул в Нью-Йорк, мать Кэм еще больше сошла с катушек. Конечно, сама она в этом никогда не признается, да и Кэм будет отрицать.

Глубоко втягиваю воздух и провожу рукой по волосам. Мне неловко, что все эти подробности я узнаю не от самой Кэмрин. Но я приму услышанное к сведению, тем более что Кэмрин никогда об этом не расскажет мне.

– Кэмрин что-то говорила о таблетках. Из-за них она и не хочет идти к психотерапевту, поскольку…

– Вот-вот, – кивает Натали и перебивает меня. – Ей прописывали андидепрессанты. Какое-то время она их принимала, потом сказала, что бросила. Когда именно – не знаю.

– И все-таки зачем ты меня сюда позвала? – спрашиваю я в лоб. – Наверное, не только чтобы раскрыть тайны Кэмрин.

Конечно, я благодарен Натали за полученные сведения. Но что двигало ею? Только ли желание хотя бы косвенно помочь лучшей подруге? Вряд ли. Тогда бы Натали не была Натали. Об этом нельзя забывать.

– Тебе нужно внимательно за ней следить, – продолжает Натали. Я выныриваю из своих мыслей. – После смерти Иена Кэм впала в странную депрессию. Такой я ее еще не видела, а ведь мы давно знакомы… Подожди, это я уже говорила… Нет, она не плакала. Не вела себя так, как обычно ведут те, у кого депрессия. Кэм держалась… – Натали на несколько секунд задумывается, потом снова смотрит на меня. – Она держалась стоически, если я правильно употребляю это слово. Но со мной никуда не ходила. Запустила школьные занятия. Отказалась поступать в колледж. До этого мы с ней мечтали, как поступим в колледж. Строили планы, чем займемся на первом курсе. А когда Кэм впала в депрессию, она вообще больше не заикалась про колледж.

– Но хоть о чем-то она с тобой говорила?

Натали едва заметно качает головой:

– Говорила. Правда, очень редко… Лабуда какая-то. Ей хотелось путешествовать по миру. Вроде пешком. Я всего уже не помню. Но что она в облаках витала – это точно. А еще она однажды сказала, что тоскует по чувствам и мечтает, чтобы они вернулись. Представляешь? Разве можно не испытывать никаких чувств? Но я с ней не спорила. – Натали взмахивает руками и улыбается. – А потом она познакомилась с тобой и снова стала прежней, – продолжает Натали, и я понимаю, в чем дело. – Нет, в сто раз лучше. Я поняла это, когда встречалась с вами в Новом Орлеане. Я тогда очень обрадовалась за нее. Честное слово. – Ты самое лучшее событие в ее жизни, – помолчав, добавляет она. – Думаю, ты не прибьешь меня на месте, если я тебе скажу… Если бы ты умер…

Мне не терпится услышать концовку фразы, однако Натали молчит. Она смотрит в сторону и, похоже, готова взять свои слова назад.

– И что было бы, если бы я умер? – не выдерживаю я.

– Не знаю, – отвечает Натали, но я ей не верю. – Я тебе еще раз советую: присматривай за Кэм. Ты и без меня знаешь, как ты ей нужен. Сейчас еще больше, чем раньше.

Это я действительно знаю и без Натали. Но после ее слов вдруг ощущаю настойчивое желание оказаться рядом с Кэмрин. Прямо сейчас. И вообще не отходить от нее ни на минуту. Всегда. Я почти ненавижу Натали за все, что от нее услышал, и в то же время мне нужно было об этом узнать.

Встаю, запихиваю руки в карманы своей черной куртки, потом коленом задвигаю стул.

– Ты что, уже уходишь?

– Представь себе.

Натали тоже встает.

– По-моему, я узнал достаточно.

– Только, пожалуйста, не говори…

– Пойми меня правильно. – Я машу рукой. – Я благодарен тебе за информацию. Но если Кэмрин спросит, я скажу, что встречался с тобой наедине и ты рассказала мне все, о чем я и так знал. Не жди, что я скрою от Кэмрин эту встречу.

Лицо Натали вытягивается.

– По крайней мере, честно, – говорит она, подхватывая сумочку. – Кэм может расстроиться. Потому я и попросила тебя промолчать. И на меня она сильно разозлится. Но вот это меня ничуть не волнует.

Я киваю. На этот раз я верю Натали.

Когда Кэмрин с матерью возвращаются от гинеколога, я сижу в гостиной и смотрю телевизор. Ожидая, что сейчас в гостиную войдет ее мать, я невольно сажусь прямо. Если честно, в этом доме я чувствую себя неловко. Кладу на дубовый кофейный столик пульт от телевизора и поднимаюсь, чтобы встретить Кэмрин.

– И как все прошло?

Стою в неловкой позе и задаю дурацкие вопросы. Все здесь идет как-то не так. Терпеть не могу эту скованность. Надо скорее искать квартиру. Может, на время перебраться в отель.

Кэмрин подходит ко мне. У нее теплеют глаза.

– Все прошло замечательно, – говорит она, чмокая меня в щеку. – Получила то, что мне нужно. А чем ты занимался? Держу пари, катался на моей машине и выглядел чертовски сексуальным. Крутой парень за рулем авто эпохи «Нью Эйдж». – Она награждает меня полуулыбкой.

Мать Кэмрин тоже улыбается, стоя у дочери за спиной. Потом быстро уходит на кухню. У ее матери «тихая улыбка», о которой Кэмрин говорила мне утром. Улыбка, скрывающая вопль: «Она такая ранимая!» или «Я так волнуюсь за вас обоих!». Начинаю понимать, почему Кэмрин ненавидит материнскую улыбку.

– Ты не угадала. Я почти не катался. Зато выдержал пятнадцатиминутную встречу с Шензи[6] в «Старбаксе».

– С Шензи?

– С Натали, – поясняю я, улыбаясь и качая головой. – Она захотела встретиться и поговорить о тебе. Она всерьез обеспокоена твоим состоянием.