Энрико Франческини - Любовница президента, или Дама с Красной площади
— А отец Серафим?
— Родители крестили меня совсем в юном возрасте, но религиозного воспитания не дали. К церкви я обратилась уже взрослой, когда переехала в Москву. Знаете, бывают такие состояния — осмысления своей жизни. Мне необходимо было с кем-то поговорить о моем выборе и о такой трудной любви. От кого-то я услышала о священнике из Переделкино. Я поехала, встретилась с ним, и с тех пор он стал моим духовником. В первое время мой любовник не хотел, чтобы я к нему ездила. Говорил, что это знакомство в политическом смысле опасное. Но потом уступил. Я ездила к отцу Серафиму почти каждое воскресенье. Некоторое время за мной следовал «хвост» до самой церкви. Потом они перестали следить. Это была бессмысленная, бесплодная слежка. Поэтому я подумала, что самое безопасное место для наших с вами свиданий будет ризница отца Серафима. Никого не удивит мое присутствие здесь, я ведь уже много лет езжу сюда. И никого не удивит присутствие иностранца: в Церкви в Переделкино хранится рублевская икона, неподалеку на кладбище — могила Пастернака, на писательских дачах принимают гостей из всех стран мира. А отец Серафим, со своей стороны, тоже не возражал.
Я роняю замечание насчет того, что отец Серафим — единственный мужчина в этой организованной с целью моей проверки цепи.
— Нашу страну, а, может, и все страны в мире движут вперед женщины. Но особенно заметно это здесь, у нас. Не случайно говорится «святая матушка Россия». Россия — женщина. И этого не смогла изменить даже Революция.
— Кто подсказал вам, Наташа, идею насчет того, что каждое звено цепочки должна знать только следующую?
— Да никто. Она родилась сама собой, случайно.
— Это типичная техника секретных служб передавать и получать сообщения.
— Помимо Кати, КГБ, слава Богу, тут совершенно ни при чем.
Но я все же полагаю, что оно имеет к этому отношение, да еще самое что ни на есть прямое. Думаю, что ее бывший любовник был именно агентом КГБ. Может, даже одним из высших его руководителей. Человеком, привыкшим жить окруженным атмосферой таинственности, который с течением времени заразил этим вирусом также и ее.
Подлинная история, кажущаяся детективом, а именно статьи такого жанра и нравятся газетам. Но мне не следует проявлять нетерпения. Наташа выбрала меня потому, что я выдержал экзамены, которым подвергали меня ее подруги. Но экзамен еще продолжается. Поэтому я даю ей выговориться, делаю вид, что нити наших воскресных бесед держит в руках она, замечаю, что она сама, без всякого нажима с моей стороны, пускается все в большие откровенности, и дожидаюсь того момента, когда она начинает смотреть на меня как на заместителя отца Серафима, исповедника, служащего богу, куда менее строгому и более хитрому богу средств массовой информации.
В действительности же в этом нашем театрике за ниточки дергаю я. Например, я задаю какой-нибудь самый невинный вопрос о ее жизни, вроде такого: куда она обычно ходит делать покупки? И в то время, как она начинает говорить об апельсинах и помидорах, вдруг перебиваю ее, словно громко размышляя вслух: — Я всегда спрашивал себя, ходят ли за покупками руководящие работники партии и КГБ, как все обычные граждане? Случается ли им останавливать машину у магазина, чтобы купить бутылку водки, духи или коробку шоколадных конфет? Стоят ли они в очереди, как все остальные?
Она попадается в ловушку. Или мне, во всяком случае, так кажется. Обнаруживается, что Наташа в курсе частной жизни номенклатуры, знает о ней очень много. Объясняет мне, что в домах в Китай-городе, как раз по соседству с моей редакцией, находятся закрытые распределители Коммунистической партии. За дверями их подъездов, лишенных вывесок и звонков, помещаются магазины, торгующие продовольственными товарами, электроникой, одеждой, авторемонтные мастерские, книжные лавки, рестораны: тайное «гетто», предназначенное исключительно для обслуживания партийного начальства, оно находится в распоряжении четырехсот членов Центрального Комитета. «Эти люди не знают, что значит часами стоять в очереди у магазина, а потом, ничего в нем не найдя, уйти с пустыми руками», — говорит она.
Ходила ли и она в эти магазины в Китай-городе? Или их посещал ее бывший друг? Если он входит в число этих четырехсот членов Центрального Комитета, значит, я познакомился с женщиной, владеющей тайнами Советского государства, самыми важными, хранящимися за семью замками. Женщиной, которая, наверно, имела случай слышать жалобы, наблюдать вспышки гнева, а то, может, и разоблачения насчет всяких заговоров: нередко случается, что любовнице поверяют абсолютно все. Оставляю всякую осторожность и начинаю расспрашивать. Сколько часов в день работают члены Центрального Комитета? Сколько они получают? Что едят? Что пьют? Правда ли, что такой-то — пьяница, как пишут в зарубежных газетах? Правда ли, что такой-то, выступая с правых позиций, строит козни против Президента? Верно ли, что Иванов гомосексуалист? А Петров действительно столь могуществен? А Сидоров связан с грузинской мафией?
Она отвечает: «немного», «много», «хорошо», «слишком много», «я думаю», «может быть», «не знаю», «не уверена», «так все говорят». То есть примерно так же, как мог бы ответить и я. По выражению моего лица Наташа видит, что я разочарован. Она оправдывается, говоря, что не читает газет. Ограничивается тем, что слушает «Время» — выпуск последних известий, который передают по телевидению в девять вечера, — это оракул для двухсот пятидесяти миллионов советских граждан, часто не располагающих другими источниками информации.
Возможно, я ошибся. Или, может, по телевизору сообщали о том, что в Китай-городе есть закрытые распределители для членов ЦК КПСС?
На следующий день я делаю покупки на Центральном рынке. Руки у меня полны пакетов с фруктами, зеленью, сырами, приправами. За всю эту снедь я заплатил примерно тысячу рублей — сущую безделицу для иностранца, меняющего доллары на черном рынке, и целое состояние по сравнению со средней зарплатой русских. Вокруг раскосые глаза, бородатые, загорелые лица, гомон, запахи, смешение рас самого большого московского рынка. «Купите мои яблочки!» — обращается ко мне старуха с пышными седыми волосами. Я уже купил яблок на другом лотке, но она хватает меня за руку, держит, не дает уйти. «Сладкие! Купите, они лучше, чем у других, купите мои краснодарские яблочки, купите…»
Неожиданно я сдаюсь. Яблоки, привезенные из Краснодара. Оттуда, где родилась Наташа. Где она познакомилась со своим любовником. Оттуда, где родился и он, или где вырос, или где прошел важный этап своей карьеры, приведшей его в Москву. Кем бы он ни был, одним из руководителей КГБ, членом Центрального Комитета, или и тем и другим вместе, Краснодар — вот отправная точка поисков, достаточная для того, чтобы узнать его имя и фамилию, не расспрашивая Наташу, не заставляя ее говорить мне то, что она еще не готова мне сказать.
