Джастин Харлоу - Муки ревности
— Сейчас я его приведу, — тихо сказала Шаннон и вышла из комнаты.
Через несколько секунд она вернулась вместе с Патриком. Взъерошенный, в ночной пижаме, он сонно потирал кулачками глаза.
— Патрик, я хочу, чтобы ты познакомился с Заном.
— Bonjour, — сказал он, в смущении глядя на мать и с опаской протягивая руку Зану.
— Ты ведь можешь говорить по-английски, дорогой, — мягко сказала Шаннон.
— Привет, Патрик, — наклонившись, сказал Зан. Глаза его блестели, он был слишком растроган, чтобы говорить.
Патрик вежливо убрал свою руку, чувствуя, что что-то не так. Он безуспешно пытался понять, что означает странное выражение лица его матери. Мальчик не мог понять и причину необычно дружеского отношения, которое проявлял к нему незнакомец.
— Пожелай Зану спокойной ночи, — тихо сказала Шаннон. — А потом иди спать. Может быть, утром ты его увидишь.
Патрик подчинился, по очереди подставив обе щеки. Зан поцеловал его с нежностью, в то же время понимая, что должен скрывать ее до тех пор, пока не завоюет привязанности сына.
Отведя ребенка в постель, Шаннон вернулась в гостиную, закрыла за собой двери и прислонилась к ним. Она попыталась взять себя в руки, но, поняв, что это невозможно, беспомощно рассмеялась. В глазах ее стояли слезы.
Зан стоял, засунув руки в карманы, еще более неуверенный в себе, чем в момент прибытия.
— Хороший мальчик. Такой воспитанный, такой красивый, — начал Зан.
— Он сейчас немного стеснялся, но обычно он очень дружелюбный. Дети ведь очень чувствительны. Они понимают, когда у взрослых не все в порядке.
— Да, это так.
— Как Саффрон? Она не свыклась с тем, что Розмари уже нет?
— Нет, и, наверное, никогда не свыкнется. Но она старается меня утешить, потеря Розмари нас очень сблизила.
— Она такой милый ребенок. Мне она всегда нравилась… — Шаннон замолчала. Они разговаривали друг с другом как чужие люди.
— Я не хочу тебя задерживать. Ты явно собиралась куда-то идти, так что я появился в неподходящий момент. — Порыв страсти, который принес сюда Зана, выбросил его на незнакомый берег, где будущее зависело от каждого произнесенного им слова.
— Я не в состоянии сейчас никуда идти. Если хочешь, можешь пока остаться.
— Шаннон, — начал Зан, — возможно, я слишком поспешил с приездом. Возможно, мне нужно было сначала позвонить. Но когда я услышал эту новость, почувствовал, что должен ехать. Ты думаешь, не надо было этого делать?
— Честно говоря, не знаю, что сейчас чувствую. Пожалуй, я не жалею о том, что ты приехал. — Шаннон подумала о Джонкуил. Не потому ли она доверила ей секрет Патрика, что подсознательно надеялась восстановить отношения с Заном? Было больно думать, что сейчас он поверил рассказу Джонкуил, в то время как весной поспешно осудил Шаннон после оскорбительной статьи в газете.
— Может быть, ты хочешь выпить? Мне это просто необходимо, — сказала Шаннон.
— Да, пожалуй. Я бы выпил бренди, если у тебя есть.
Он смотрел, как она берет хрустальный графин. Черное платье эффектно оттеняло золотистую кожу.
Когда Шаннон передавала ему бокал, Зан взял ее за руку.
— Шаннон, нам нужно о многом поговорить, многое сказать друг другу.
Шаннон поняла, что, если уклонится сейчас от разговора, Зан навсегда исчезнет из ее жизни. Она должна решить, какой будет ее дальнейшая судьба. То, что неожиданно началось много лет назад в Кунварре, теперь превратилось в замысловатую систему взаимоотношений, включавшую в себя уже их сына. Простая жизнь, о которой они мечтали и которой так желали, стала сложной и запутанной — как дом, который из года в год надстраивали и перестраивали, пока он беспорядочно не разросся во всех направлениях. Шаннон внезапно решила, что благодаря Патрику их любовь получила еще один шанс. Она почувствовала, что сейчас должна все откровенно рассказать Зану, обнажить перед ним все свои эмоции — ведь именно ложное чувство гордости породило многие проблемы. Глубоко вздохнув, Шаннон сказала:
— Присаживайся, Зан. Я хочу рассказать тебе все с самого начала.
Высказывая свои самые потаенные мысли, Шаннон ощущала, как сбрасывает с себя груз прошлого. Желая достигнуть в их отношениях полной откровенности и искренности, она поведала Зану мучительную историю. Она рассказала, в каком состоянии находилась тогда в Париже и о том, как едва не сделала аборт. Рассказала о том, как Амадео спас ее и взял под свою защиту в период беременности, как предложил ей руководить «Галантом». Решив ничего не утаивать, Шаннон призналась, что всегда испытывала к Амадео необъяснимое физическое влечение. Даже сейчас, после всего что произошло, она все еще испытывала привязанность к этому человеку, которому была столь многим обязана.
— Ты его любишь? — тихо спросил Зан, когда Шаннон закончила рассказ.
— Нет, но любила, когда была моложе. Мне понадобились годы, чтобы понять: хотя мы во многих отношениях представляем собой полную противоположность, мы можем оставаться близкими друзьями. Амадео не способен на любовь, которая мне нужна, — в его жизни всегда много других женщин, кроме меня. — Шаннон помолчала. — А как ты? У тебя кто-то есть? Когда я позвонила тебе летом, в июне, после того, как услышала о Розмари, ответила какая-то женщина. Я почувствовала, что она не просто знакомая, и больше не стала звонить.
Зан отвел взгляд.
— Да, кое-кто был. Это началось после того, как Розмари умерла, а у нас с тобой было все кончено. Все получилось случайно, как-то одно за другим. Я ей многим обязан. Она мне очень помогла и очень меня поддержала. Но когда я узнал о Патрике, то сразу же ей позвонил и сказал, что надо прекращать наши отношения. Она расстроилась. Когда я вернусь, то пойду к ней и все объясню; она замужем, у нее есть ребенок, и я думаю, что так будет лучше для всех. Но если у тебя есть беспокойство на этот счет, то не волнуйся. Все осталось в прошлом. Собственно, я хочу сказать, что если я тебе еще нужен — то вот я, перед тобой.
Глядя на пламя, Шаннон ответила не сразу.
— Знаешь, я часто сожалела, что тогда приехала в Англию, — наконец сказала она. — Я нарушила наше неписаное правило не встречаться нигде, кроме Сейяна, и вот что получилось. С другой стороны, если бы я этого не сделала, мы бы с тобой так и дрейфовали по течению. В той деревне даже воздух действует как наркотик, вызывая апатию. Мы свыклись со сложившейся ситуацией. Это могло продолжаться еще годы.
— Видит Бог — ты вправе так думать, но я все же попытаюсь тебя переубедить. Конечно, воспоминание об этой странной цепи событий, которая привела к трагедии, всегда будет меня преследовать. Но поверь, я действительно собирался оставить Розмари. Я никогда еще не был так близок к этому решению, как в ту неделю, когда появилась статья Гилстона. Моя жизнь тогда рассыпалась в прах. Но что я мог подумать, когда увидел на снимке тебя, Патрика и Бенгелу? Неужели моя догадка была так неправдоподобна, если ты четыре года прятала от меня моего собственного сына?
